Если сравнить описание Каталаунской бойни Иорданом с ее описанием другими авторами – например, бургундским монахом Фредегаром, написавшим в 660 г. свою «Историю франков», или же высокообразованным и литературно одаренным Исидором Гиспальским (более известным как Севильский), то вместо большей ясности в наших представлениях возникнет еще большая путаница. По Фредегару победа над гуннами была одержана уже под стенами Аврелиана.

Битву же на Каталаунских полях он низводит до уровня всего лишь арьергардного сражения, в котором были добиты гуннские отряды, отставшие от улепетывавшей со всех ног армии Аттилы. А Исидор Севильский – тот и вовсе утверждает, что «последний римлянин» Аэций соблюдал нейтралитет, не вмешиваясь в ход сражения и невозмутимо наблюдая, как вестготы и салические франки громят полчища Аттилы…

Т. о. противоречия между античными авторами представляются не менее глубокими, чем, скажем, между Альтгеймом и его учеником Гордоном в ХХ в. А что, интересно, писали о «битве народов» в веке XIX?

«С тех пор как существует история, судьбы народов решались в ходе битв», писал немецкий историк Х.Ф. Маурер в предисловии к переведенной и литературно обработанной им для немецких читателей книге британского историка Э. Кризи «Решающие битвы мировой истории». «Извлечь из этого надлежащий урок многим немцам и сегодня, несмотря на 1870–71 гг., несмотря на 1866 г., несмотря на Освободительные войны,… к сожалению, чрезвычайно трудно» (Маурер). Интересно, что в англоязычном оригинале книги Кризи сражение на Каталаунских полях именуется «битвой при Шалоне», а вот в немецком тексте Маурера – «битвой при Труа». Вестготы, дравшиеся, по Иордану, на правом фланге армии Аэция, у Маурера дерутся на ее левом фланге, а единственной ценной информацией является лишь краткий абзац, посвященный описанию гуннского лагеря:

«Перед лицом этой угрозы Аттила возвратил в лагерь свой центр, и, когда тот (центр гуннского войска – В.А.) укрылся под защитой земляных укреплений и повозок (телег), гуннские стрелки из лука без труда отразили атаки жаждущей мести готской конницы»…

Особо ценной нам представляется информация о том, что гуннский стан был окружен не просто укреплением из соединенных между собой повозок («вагенбургом», «табором», «товаром»), а как земляными укреплениями, так и повозками.

Гораздо большее внимание посвятил Каталаунской битве немецкий историк XIX в. Георг Кауфман, автор изданных в 1868 г. «Исследований немецкой истории». Кауфман, специалист более узкого профиля, посвятил свой первый труд Сидонию Аполлинарию, упоминавшемуся нами историографу и современнику патриция Аэция. В результате тщательной сверки разных фрагментов текста и анализа смысловых оттенков слов с целью точной локализации места битвы, Кауфману удалось доказать, что «кампус Мавриакус» («Мавриакская равнина») – часть «кампи Каталауници» («Каталаунских полей»), и что выражение «ин локо кви вокатур Мавриакус» («в месте, именуемом Мавриаком») не связано с каким-то определенным местом или населенным пунктом, но указывает на «часть дороги, поля, получившую от какого-либо храма или… от какого-либо иного предмета или события название Мавриак(ский, -ская или -ское – В.А.)» (Кауфман).

«Мавриак(ский, – ская или –ское – В.А.)» же, по Кауфману – не что иное, как производное от имени Маврикия, легата (начальника) состоявшего из воинов-христиан римского Фиванского легиона, подавившего в Галлии восстание багаудов, но затем поголовно истребленного, по легенде, императором Максимианом Геркулием (младшим соправителем свирепого язычника Иовия Диоклетиана), за отказ отречься от христианства. Мученическая смерть начальника легиона – Маврикия (одного из владельцев Святого Копья, или Копья Судьбы), его трибунов Ексуперия (Экзуперия), Кандида и других, как факт исторический, осталась в памяти церковной и народной. Галльские христиане, свято чтившие память мучеников, канонизированных еще в IV в., возвели в честь Маврикия немало часовен и храмов. Особенной известностью пользовалась расположенная при дороге на Аргенторат (нынешний Страсбург) часовня Святого Маврикия, по которой было названо и место Каталаунской битвы (Мавриак – искаженное народной «вульгарной» латынью имя мученика «Маврикий»).

Что же за Святое копье, «копье Лонгина» (или копье, наконечник которого был снят со Святого копья) держал в руке легат Фиванского легиона Маврикий в момент отказа принести жертву языческим идолам? Это было копье, якобы выкованное в незапамятные времена для древнееврейского священника (коэна) Финееса. Впоследствии копьем владел ветхозаветный судья израильский Иисус Навин (завоеватель Ханаана) А после Иисуса Навина (Иешуа бен Нуна) – царь Иудеи Ирод. Этим копьем, взятым на Голгофе из рук воина иудейского царя, римский центурион Гай Кассий Лонгин, распоряжавшийся казнью Иисуса, пронзил ребро распятого Спасителя, дабы убедиться в его смерти. Затем Святое копье сменило немало хозяев. Обладание Святым копьем обеспечило императору Константину I Великому победу над его соперником-язычником Максенцием у Мильвийского моста под стенами Первого Рима. Константин же нес наконечник копья Лонгина-Маврикия под одеждой, определяя границы Второго Рима. Этим же копьем был якобы сражен в битве с персами племянник Константина август Юлиан Отступник, изменивший христианству. Затем копьем владел Феодосий I Великий – последний император единой Римской державы, в 385 г. усмиривший с его помощью опустошавших имперские земли остроготов. Готский царь Аларих, взявший Ветхий Рим в 410 г., в качестве контрибуции потребовал передать ему, между прочим, и Святое копье. От Алариха «копье Фи-нееса-Ирода-Лонгина-Маврикия-Константина-Феодосия» перешло к Флавию Аэцию, а от Аэция – к вестготскому царю Теодориху (или же наоборот – если вестготский царь Аларих получил Святое копье от римлян после взятия «Вечного града» на Тибре, то его впоследствии логичнее и легче было получить сперва вестготскому же царю Теодориху, как одному из преемников Алариха). Державший копье Финееса-Ирода-Лонгина-Маврикия-Константина-Феодосия в руке во время битвы с гуннами Аттилы на Каталаунских полях вестготский царь выронил его в разгар боя. Что якобы и послужило причиной его гибели, после которой Святым копьем смог завладеть римский «магистер милитум» Аэций. Впрочем, довольно об этом…

«Итак, мы более-менее разобрались с датой и местом «битвы народов». Она разыгралась в конце лета 451 г. у римской дороги к востоку от Шалона, близ сегодняшнего селения Ла Шепп» (Шрайбер), от Ла Шапель – «капелла», «часовня (Святого Маврикия»), причем в зону сражения входил и лагерь Аттилы. Мы не будем заниматься окончательным выяснением вопроса, кто же в итоге овладел вершиной холма, а лучше снова обратимся к «Гетике» Иордана – к ее фрагменту, следующему за окончанием пламенной речи «Бича Божья» к гуннским воинам:

«Хотя событие развивалось ужасное (т.е. положение гуннов стало угрожающим – В.А.), тем не менее присутствие короля (царя Аттилы – В.А.) подбадривало унывающих. Сходятся врукопашную; битва – лютая, переменная, зверская, упорная. О подобном бое никогда до сих пор не рассказывала никакая древность, хотя она и повествует о таких деяниях, величественнее каковых нет ничего, что можно было бы наблюдать в жизни, если только не быть самому свидетелем этого самого чуда. Если верить старикам, то ручей на упомянутом поле, протекавший в низких берегах (сейчас он называется Ла Ноблетт – В.А.), сильно разлился от крови из ран убитых; увеличенный не ливнями, как бывало обычно, но взволновавшийся от необыкновенной жидкости, он от переполнения кровью превратился в целый поток. Те же, которых нанесенная им рана гнала туда в жгучей жажде, тянули струи, смешанные с кровью. Застигнутые несчастным жребием, они глотали, когда пили, кровь, которую сами они – раненые – и пролили» («Гетика»).