насекомых", по крайней мере, до того, как вмешательство Карсона выявило огромные проблемы, которые он вызывал. Во время холодной войны, когда две сверхдержавы разрабатывали более мощное химическое оружие для своих арсеналов, армия США возглавила усилия по борьбе с проблемой растущей устойчивости насекомых к пестицидам, которая серьезно затрудняла глобальную кампанию по борьбе с малярией и вызывала серьезные трудности на монокультурных фермах, где огромные поля, засеянные одной культурой, представляли собой настоящий пир для некоторых вредителей. По сути, армия США участвовала в эволюционной гонке вооружений между насекомыми и учеными. Необходимость ведения крупномасштабных технологических войн послужила мощным мотивом для более решительного вмешательства в природу, которая сама по себе давала новые мощные средства для ведения войны.

С годами этот альянс ученых-экологов и военных планировщиков разрабатывал все более амбициозные способы привлечения природы к ведению войны. По мере того как увеличивался разрушительный потенциал ядерного оружия и соответственно становилось немыслимым его реальное применение, военное руководство США и СССР искало другие способы ослабления и уничтожения своих противников. Джейкоб Дарвин Хамблин подробно показал, как американские военные ведомства пытались разработать совершенно новый класс оружия для ведения так называемой "экологической войны" НАТО: использование геотектонических, климатических и биологических процессов с целью вывести из строя силы противника и уничтожить как можно больше людей. Некоторые из этих идей представляли собой вариации на тему химического или ядерного оружия, например, зажигательные устройства для разжигания огромных лесных пожаров или загрязнение продовольственных культур и водоснабжения растущими запасами радиоактивных отходов. Другие больше подпадают под категорию биологического оружия: распространение болезней людей и животных или нацеливание на определенные звенья экосистем противника с целью нанесения максимального экономического или военного ущерба (например, путем внедрения на сайт вредителей и биоинвадеров, способных уничтожить урожай или стада скота противника). Другие инициативы были прямо из фильма "Доктор Стрейнджлав": изменение погодных условий для создания наводнений или засух, создание искусственных землетрясений и цунами с помощью ядерных взрывов и даже использование ядерного оружия для таяния полярных льдов и затопления низко расположенных городов. Все эти инициативы распространили логику "тотальной войны" на биофизический мир в целом.

К счастью, сверхдержавы так и не применили это кошмарное оружие друг против друга, но, тем не менее, эти проекты имели важные последствия, в большинстве своем непреднамеренные. Во-первых, они породили подозрения, что американские и советские ученые уже более чем способны осуществлять массированное вмешательство в окружающую среду, что способствовало появлению слухов и обвинений в том, что они это делают, даже когда это было не так. Не то чтобы они совсем воздерживались: во время войны во Вьетнаме США сознательно уничтожали леса и посевы противника с помощью химикатов, а также пытались влиять на погоду. Массированное и продолжительное распыление агента Оранж в качестве "стратегического дефолианта" имело разрушительные долгосрочные последствия для здоровья и окружающей среды во Вьетнаме. Однако секретность программ экологической войны породила и всевозможные слухи о том, что США распространяют вредителей сельскохозяйственных культур в странах Восточного блока, что Советский Союз непреднамеренно развязывает эпидемии на своей территории, или даже что эпидемия СПИДа 1980-х годов была результатом неудачного эксперимента США с биологическим оружием.

Вторым и, возможно, более важным следствием стало новое осознание возможности всемирной экологической катастрофы, вызванной деятельностью человека. Ирония судьбы заключается в том, что многие из тех ученых, которые стремились сделать вредителей и болезни оружием против вражеского сельскохозяйственного производства, были также одними из самых ярых сторонников биоразнообразия как средства распределения рисков и защиты от таких угроз. Не менее иронично и то, что глобальные системы данных и моделирования, которые лежали в основе программ по изменению погодных условий и океанических течений, также давали ученым более четкую картину глобальных изменений окружающей среды (включая выбросы парниковых газов), которые ускорялись в то время. Многолетние исследования взаимодействия окружающей среды и уязвимости человека в конечном итоге привели к тому, что Хэмблин назвал "катастрофическим экологизмом", т.е. к идее о том, что люди непреднамеренно торопят глобальную экологическую катастрофу. Этот способ мышления сегодня является отличительной чертой общественного дискурса, генеалогия которого обычно прослеживается до подъема экологического сознания в ответ на стремительное экономическое развитие и безудержный рост населения в послевоенное время, а история условно обозначается такими событиями, как публикация "Безмолвная весна", последствия бестселлера Пола Эрлиха "Бомба для населения" или доклад Римского клуба "Пределы роста" 1972 г. Гораздо менее широко признается то, насколько современное экологическое сознание было укоренено в попытках холодной войны оказать беспрецедентное насилие на вражеских людей и природу.

 

Заключение

Среди различных аспектов насилия, о которых умалчивает Пинкер, большое место занимает судьба всего биофизического мира, не ограничивающегося плотью и кровью человеческих тел. Если посмотреть на недавнее прошлое через призму экологической истории, то мысль о том, что насилие постоянно снижалось и что сейчас мы живем в самое мирное время в истории человечества, кажется в лучшем случае проявлением упорного оптимизма, а в худшем - преднамеренным пренебрежением. История последних двух столетий - и особенно десятилетий с середины ХХ века - характеризуется не столько усилением чувства заботы о других живых существах, сколько беспрецедентным наступлением на глобальную окружающую среду: леса, почвы, моря, животных и атмосферу. Несмотря на рост экологического сознания и правозащитной деятельности в отношении животных, последнее время характеризуется все более решительными действиями наиболее могущественных человеческих сообществ не просто изменить природу в соответствии со своими потребностями, но и полностью подчинить ее себе, отдать в свое распоряжение. В то же время стремление к господству над природой наделило людей необычайной способностью совершать насилие друг над другом, как "медленное", так и более быстрое. Хуже всего то, что наносимый ущерб имеет обратный эффект. Человеческие общества - это, в конце концов, неотъемлемая часть биофизической среды. Несмотря на наше технологическое превосходство, выживание зависит от сложной сети природных процессов. Когда мы вмешиваемся в эти процессы слишком настойчиво, когда мы эксплуатируем их слишком небрежно, мы неизбежно наносим им ущерб. Экологическое насилие - это, в конечном счете, насилие и по отношению к человеку.

 

Глава 17. О холодном рассудке и горячих порывах. Насилие и история эмоций

 

Сьюзен К. Моррисси

Эмоции не являются явной категорией анализа в книге Стивена Пинкера "Лучшие ангелы нашей природы: A History of Violence and Humanity", но она очень важна для его более широкой аргументации. Выдвигая способность к разуму в качестве важнейшей движущей силы предполагаемого снижения уровня насилия на Западе со времен Просвещения, он также приписывает значительную часть глубинного источника насилия необузданным эмоциям, которые он помещает в структуры, системы и схемы мозга и