– Это должно быть где-то под Осло.

– Подвал? – предположила Тересе.

– Так считал патологоанатом.

– Ты проверил Агнес Усе? Синдре Борха? Может быть, у них была неиспользуемая недвижимость?

Он слабо кивнул.

– Аксель Тране? Или его мать?

– Ничего.

– А что насчет Авеля?

– В смысле?

– Синдре Борх был Каином. Эгон был Авелем. Ты проверил, нет ли недвижимости на имя Авель Борг?

Нет. Не проверил.

Десять минут спустя он стоял с выпиской из регистра недвижимости в руке. Авель Борг был владельцем старой фермы в Ломмедалене, в двадцати минутах езды на машине из центра.

Эгон Борг зашел внутрь, но остался стоять в дверях. Кафа никогда не видела его в такой одежде. Широкие штаны для бега, кроссовки и футболка. Он был бледен в падающем на его лоб свете потолочной лампочки, движения размеренные и хорошо контролируемые.

– Ты сходила под себя, – сказал он, показав на боксеры, и сел рядом с ней на кровати. – Мне пришлось раздеть тебя и подмыть, пока ты спала.

Она заметила, как в ней все перевернулось. Мысль о том, что случилось после того, как он ее накачал, вызывала отвращение. Теперь она вспомнила. Как стояла там, в комнате для допросов, с поднятым пистолетом, одно движение мышцы – и она снесла бы ему башку. Но он приподнял колпачок спрея для носа и направил флакон на щиток вентиляции.

– Преимущество биологического оружия, – прошипел он, – … в том, что оно не пищит на контроле. В этом спрее – вирус оспы. Хочешь стрелять? Надеешься, что предсмертные судороги помешают мне запустить небольшой душ?

Он поднял глаза.

– Может выйти некрасиво, – хладнокровно добавил он.

Лгал ли он? Или в маленьком пузырьке, который он держал дрожащими руками перед собой, и правда находится вирус оспы? Узкое лицо с очерченными скулами, лицо, которое когда-то она находила привлекательным, сейчас было невозможно прочитать. Глаза большие, чуть ли не полные ожидания, словно он только что передал ей подарок и ждет, когда она его откроет. Рот как будто вот-вот лопнет. Ни улыбки, ни гримасы, только неусыпное напоминание о том, что так выглядит человек, которому уже все равно, будет ли он жить или умрет. Эта игра ее убедила, и она опустила пистолет.

В машине он смочил компресс в какой-то жидкости и дал ей.

– Приложи ко рту.

И только здесь она очнулась.

– Тебе кажется это неприятным?

Она пустым взглядом уставилась на него.

– Что я вымыл тебе промежность?

Промежность. Какое стерильное, унизительное слово.

– Я много лет ухаживал за Сюзанной и Калипсо. Для меня это совершенно естественно. Это мусульманский обычай, бриться внизу? Мне кажется, это правильно. Облегчает работу.

Он смотрел на нее с каким-то подобием доверительной улыбки. Борг моргал не как обычные люди. Каждое моргание происходило как будто по его желанию. Словно у него нарушены природные рефлексы.

Кафа почувствовала омерзение. Она подняла колено, ближайшее к нему, поставила ступню на край постели, так чтобы нога создала между ними барьер, и отодвинулась. Как только она стала отворачиваться от него, у нее вспыхнуло предчувствие. Она ощутила легкую вибрацию, всего лишь изменение звукового фона, где-то далеко-далеко. Словно эхо металлического грохота. Борг, кажется, не заметил этого.

– Не перестаю удивляться. Аксель же был солдатом, одним из лучших из нас, но все же он был не готов поступать так, как поступают солдаты. Это его разрушило. Он так и не смог избавиться от чувства вины.

– О чем ты говоришь?

– Если бы Морениус продолжил свои поиски, он бы нас раскрыл. Он раскрыл бы, что Аксель жив, а его мать и Сюзанна мертвы. Узнал бы о Калипсо… все бы пошло прахом. И тем не менее Аксель ощущал вину за то, что тогда необходимо было сделать. И он позволил себе осудить меня.

– Ты имеешь в виду письмо с угрозой, которое он послал в отель? Может быть, он чувствовал себя виноватым в том, что вашей единственной целью было спасти самих себя? – сказала Кафа.

Эгон тихо засмеялся и подсел к ней поближе.

– Ты глумилась надо мной, когда мы сидели в комнате для допросов. И глумишься надо мной и здесь. Так и не поняла, в чем все дело. И все же ведешь себя так, словно ты лучше меня.

Сказав это, он фыркнул. И тут она снова услышала отдаленный шум. Там кто-то есть? Это Фредрик пришел освободить ее? Движение шеи Борга означало, что он тоже услышал это.

– Но ты не лучше меня, Кафа Икбаль. Ты просто ничтожная, грязная тварь. Скоро и до тебя самой это дойдет. Я хочу, чтобы ты умерла с этим чувством. С осознанием того, что ты ничтожество.

Она еще дальше отодвинулась от него, но вместо того, чтобы откинуться назад, напрягла мышцы бедра. Когда он наклонился, чтобы подвинуться к ней, она что есть силы набросилась на него. Рука в наручнике дугой сомкнулась на его горле, цепь просвистела как хлыст и обвила его глотку. Кафа бросилась вперед всей своей массой, оказавшись на полу и увидев, что цепь натянулась, она поддернула руку к себе.

Эгон Борг издал тонкий визг, когда железные кольца вонзились в шею. Бывший морской егерь опустился на пол перед постелью и встал на колени. Глаза вспучились, он был похож на рыбу, которую достали из глубины, открывая рот и шипя, словно чтобы держать дыхательные пути открытыми. Но он был силен. Рукой он схватил цепь и потащил Кафу по цементному полу, ее колени покрылись кровавыми ранами, а наручник врезался в запястье. Она перевернулась на спину, уперлась ступнями в пол и стала сопротивляться. Тянула, тащила, мышцы на его шее напряглись как стальные нити, и она сумела дернуть еще раз.

– Помогите! – закричала она. – Помогите!

Но Борг перетянул цепь к себе и обернул вокруг руки. Давление на шею и глотку ослабело. И теперь она могла только смотреть на его пучащиеся глаза, побелевшие костяшки и слушать резкое дыхание. Он притянул ее к себе, как непослушную псину. Рукой схватил ее за предплечье, рывком поднял и второй рукой ударил в нос.

В маленьком выкрашенном в белый цвет деревянном доме в Ломмедалене окна были темными. Отблески лунного света падали на неспокойные облака, и освещения было достаточно, чтобы различить трубу, их которой не шел дым. Дом был построен на горке. Кучка тесно посаженных елок росла между строением и дорогой, а в остальном пейзаж представлял собой волнистую землю, бело-коричневое макраме из перепаханной почвы и снега.

Два фургона с полицейскими наизготове стояли у сарая на соседнем участке, в нескольких сотнях метров от домика. Большинство парней держали шлемы на коленях. На головах были не до конца натянутые противогазы. В полутьме они напоминали доисторических уродцев с тупыми рогами на лбу.