Я отступил назад, опасаясь еще одного теннисного удара.

— Кто сказал? Просто я считаю, что нам будет нелегко. — Я снова вспомнил разговор с полицейским. — Феррара сказал, чтобы мы взяли адвоката. Как ты думаешь, Фрэнсис или Фрэнсес с этим справятся?

У Джейн задрожали ноздри, как у лошади, иногда она мне снится в таком виде. Она тряхнула головой и ударила каблуком по полу.

— Дай мне телефон. Мне нужно кое-кому позвонить.

Судебное разбирательство было чудовищно, но нам пришлось через него пройти. Теда Сакса, так звали этого типа, доставили в зал суда, и на каком-то этапе пришлось привезти Алекса, чтобы записать его свидетельские показания на видео. Но к тому времени Алекс перестал замыкаться и рассказал некоторые подробности, от которых у меня до сих пор остается мерзкое ощущение. Мы наняли ловкого и толкового адвоката по фамилии Ходжкине, которого Джейн рекомендовал их корпоративный юрист. Ходжкине специализировался по делам о растлении малолетних и пустился в описание некоторых случаев из своей практики, пока Джейн не велела ему замолчать. Полиция была на нашей стороне и продержала Сакса в тюрьме без залога до самого суда, который состоялся через месяц. Ходжкине, носивший подтяжки и галстук-бабочку, подготовил изобличающий обвинительный акт, но Сакс не особенно и защищался, впрочем, как и назначенный ему государственный адвокат. Главным образом он мямлил, что очень сожалеет и больше никогда не повторит, как будто этого достаточно. Я опознал его по тем нескольким случайным встречам и ругал себя за то, что… что не сделал хоть что-нибудь. А его соседи? Разве можно судить о таком по внешности? Во время обыска в его квартире полиция не нашла ничего интересного, только странным образом исковерканную ванную. Кажется, еще они нашли его компьютер, но он был каким-то образом испорчен и не работал.

По совету Ходжкинса в утро суда Джейн постаралась не выглядеть сотрудницей крупной корпорации. «Оденьтесь, как обычные родители», — сказал он нам, поэтому мы пришли в непринужденной одежде, хотя никакой непринужденности мы не испытывали. После того первого понедельника Алекс больше не пропускал школы, вопреки наставлению адвоката о том, что любая видимость нормальной жизни подорвет нашу позицию. Я же счел, что чем дольше мы будем не пускать его к мисс Хардин, тем более неловко он будет себя чувствовать. По правде сказать, он был почти рад, когда мы привезли его в школу. Мне так и хотелось нанять ему для сопровождения вооруженного телохранителя. Суд начинался в девять. Подобные переживания могут разрушить семью, но нашу они укрепили. Мы с Джейн вошли в зал суда как сплоченная команда.

— Здравствуйте, — тихо сказал Тед Сакс, как будто ждал нас.

Разумеется, он и ждал, но его интонация прозвучала одновременно и приглашающе, и угрожающе. Или мне просто померещилось. На нем была клетчатая рубашка с короткими рукавами и те же серые брюки. Конечно, он обращался не к нам, а к судье. На лбу у него был небольшой шрам, наверное, после того раза, когда я толкнул его и он ударился о руль.

— Доброе утро, — сказала судья, женщина с недовольным лицом в мятой судейской мантии.

Когда начался допрос свидетелей, я думал, что это будет долгий обмен репликами, заполняющими пробел в сведениях, похожий на неторопливый послеобеденный сеанс у психотерапевта. Я ошибся.

— Что вы можете сказать об Алексе? — начал Ходжкине, как только была установлена личность обвиняемого.

— Ему нравится кататься на роликах.

Ходжкине постучал ручкой по блокноту.

— Вот как?

— Но он не очень хорошо катается. — Тед отрывисто улыбнулся.

— Значит, вы были на катке? — проговорил Ходжкине.

Тед как будто слегка удивился:

— Я уже говорил. Вы же знаете.

— Но есть еще очень многое, чего мы не знаем. — Вид у Ходжкинса был почти довольный, как у дядюшки, выманившего признание у блудного племянника. — Вы знаете, там было много людей, но они видели не всё.

Тед Сакс кивнул опять:

— Да, там не уследишь.

Оранжевые и желтые вспышки мелькнули у меня в голове. «Вы готовы? Раз-два-три!» Я в двести тридцать седьмой раз проиграл в мыслях ту сцену. Когда я вытряхнул шум из головы, Ходжкине уже спрашивал о том, с кем пришел Алекс.

Тед ничего не ответил. Мы с Джейн вместе впились глазами в Сакса. В конце концов он выдал кое-что новое:

— Он сказал, что его родители в Аравии.

— И вы поверили?

Тед уставился в пол. Коричнево-бордовые носки. Мне казалось, что у него разные ботинки, хотя, наверное, из-за того, как он ставил ноги. Я был уверен, что ему есть что рассказать. Я дотронулся до Джейн и положил руку на ее ладонь, твердо и нежно.

— Значит, в Аравии? Что еще он вам сказал?

— Что он хочет… он сказал, что хочет пойти ко мне домой.

Рука Джейн дернулась, как кузнечик, под моей ладонью, но я не выпустил ее. Ради сохранения собственного рассудка, как и для нее, я стал гладить ее пальцы.

— Правда? Где вы живете?

— «Сады Фэншо». — Он облизал губы — нервно, похотливо?

Ходжкине пометил в блокноте.

— Когда вы приехали домой, что вы делали?

— Разговаривали.

— Вот как? О чем же вы говорили? — Ходжкине подался вперед.

Тед нахмурился, вспоминая.

— О всякой всячине. Он смышленый мальчик.

Рука Джейн вздрогнула — материнская гордость?

— Ему нравятся схемы, как и мне.

— Что вы имеете в виду?

— Это трудно объяснить. — Он сделал неопределенный жест. — Ему хотелось перекусить, но ему обязательно нужны были сухие палочки, причем разложенные определенным образом…

По крайней мере, теперь мы точно знали, что он увез именно нашего сына. Чего еще потребовал Алекс?

— И вы дали ему перекусить?

Я позволил себе отвлечься, и Джейн высвободила руку.

— Он попросил.

«Ему нравится перекусить перед ужином, даже если он не голоден, — захотелось мне объяснить. — Это такая игра».

Но Ходжкине спросил о чем-то другом.

— Нет, в это мы не играли.

«А во что вы играли?» — хором, но молча спросили мы с Джейн, а Ходжкине произнес то же вслух.

Тед отвернулся.

— Да ни во что… ничего особенного. Есть такая игра, называется «дикий детеныш».

Он описал примерно ту игру, которую мы знали. И развел руками, как будто собираясь играть.

Тогда Ходжкине взялся за него как следует, но не смог заставить его признаться ни в каких сексуальных поползновениях. В конечном итоге он перешел к следующему пункту:

— Когда он ушел?

— Не знаю.