На другой день Вольф Григорьевич отправился в казанский суд загодя, чтобы войти в зал в числе первых и поодиночке исподволь рассматривать всех входящих.

Увы, зрительно никакого открытия сделать не удалось, ибо психологически никто еще не входил в полосу мысленных воспоминаний.

Но когда начался очередной допрос подсудимого, Мессинг вновь “услышал” вчерашний “голос” — еще более нервный и лихорадочный. Теперь нужно “запеленговать” источник…

Минут десять просидел Мессинг с закрытыми глазами, почти погрузившись в состояние транса. А потом посмотрел влево от себя на крайнее место у прохода пятого ряда. Там сидел мужчина лет 24–27 со скрученным в трубочку журналом “Огонек” в руке.

Сомнений у Мессинга больше не было: это и был некто, от кого исходили нервные импульсы. И Вольф Григорьевич начал посылать ему сигналы-приказания: “ВСТАНЬ, СКАЖИ, ЧТО ТЫ УБИЙЦА!”

В ответ молодой мужчина стал еле заметно ерзать на стуле, доставал пачку сигарет и снова прятал ее, принимался с деланым интересом рассматривать картинки в журнале и тут же вновь скручивал его в трубочку. Но на большее, видимо, не решался.

Но Мессингу было достаточно того, что объект определен точно, что это человек крайне нервный, и расшатать его можно. Но как? Мессинг решил, что тут нужен какой-то толчок извне, соответствующий психологическому состоянию убийцы.

Объявили первый перерыв. Мужчина, расправив журнал, положил его на сиденье в знак того, что место занято.

А Вольф Григорьевич постучался в канцелярию суда и попросил у секретарши лист белой бумаги и красный карандаш, выдав себя за нового завхоза административного здания. И что-де ему нужно прикрепить надпись на двери тупиковой комнаты для курения, так как посетители путают ее с выходом. И тут же в комнате секретарши вывел на листе бумаги крупными буквами: “ВЫХОДА НЕТ…”

Как видите, к табличке, схожей с теми, что висят во всех учреждениях, он добавил намекающее многоточие.

Когда заседание суда возобновилось, Мессинг не стал больше вникать в речи участников процесса, а стал беспрерывно “бомбардировать” своего “подопечного” мысленным приказанием: “ВСТАНЬ, СКАЖИ, ЧТО ТЫ УБИЙЦА”.

Когда подошел второй перерыв, Мессинг не торопился к выходу, а дождался, пока остался в зале один, подошел к стулу молодого человека и подложил под оставленный им журнал свою записку-намек… А уж потом отправился покурить свой “Казбек”. В зал он больше не вернулся, чтобы не видеть тягостного зрелища, но остался у приоткрытой двери, чтобы убедиться, что схема сработала.

Долго ждать не пришлось, зал потряс душераздирающий крик: “Это я, я убил ее!!!”

Дальнейшие события его уже не интересовали, и, удовлетворенный тем, что с его помощью справедливость восторжествует, Мессинг вышел на улицу…»

В связи с этим Лунгина вспомнила пример с табличками в лондонском метро, где вместо «Выхода нет» по рекомендации психологов сделаны таблички «Выход с другой стороны», чтобы не увеличивать число самоубийц.

Н. Н. Китаев, исследовавший феномен Мессинга с точки зрения возможности его использования для раскрытия сложных преступлений, данных о каком-либо преступлении в Казани, похожем на вышеописанное, так и не нашел. Однако, даже если допустить, что случай, описанный Лунгиной, имел место в действительности, его вполне можно объяснить и чисто рационально, не прибегая к допущению о существовании телепатии. Мессинг действительно мог присутствовать на процессе об убийстве девушки, мог предположить, с его-то интуицией и умением читать идеомоторику, что тот, кого подозревают в убийстве, на самом деле невиновен. В связи с этим Вольф Григорьевич также мог предположить, что подлинный убийца может находиться в зале среди публики. Опять же, с помощью чтения идеомоторных актов, он мог вычислить и подозрительного молодого человека, а затем, внушив ему, что в зале также находится неизвестный тому свидетель преступления, убедить его сознаться в содеянном. В принципе, подобное Мессинг мог практиковать неоднократно. И если хотя бы в одном случае такой прием удался, это могло породить слухи об успешном использовании телепатии в раскрытии преступлений.

В литературно-артистической и околонаучной среде Мессинг пользовался популярностью. Ему даже посвящали стихи.

Поэт Роберт Рождественский писал:

Не бог весть какие вирши, но Роберт Рождественский был чрезвычайно популярен в 1960-е годы среди интеллигенции, и то, что в его стихах отразился Мессинг — одно из свидетельств того, что Вольф Григорьевич стал знаковой фигурой своего времени.

А вот официальное признание приходило к Мессингу очень дозированно. Звание заслуженного артиста РСФСР ему присвоили только в 1971 году. И лишь в 1972 году, уже после смерти Ираиды Михайловны, Вольф Григорьевич получил двухкомнатную квартиру на улице Герцена, в доме работников Министерства культуры. Историю получения этой квартиры описала Татьяна Лунгина: «Кроме невзгод с расстроенным здоровьем, Мессинга тяготили и другие житейские неурядицы и, прежде всего, квартирный вопрос. Он все еще делил однокомнатную свою квартиру с домработницей, жившей с ним после смерти Ираиды Михайловны. А просить, вымаливать у государства сносное жилье было не в характере Мессинга.

На помощь пришла служащая Министерства культуры, благоволившая Вольфу Григорьевичу, и устроила так, что ему разрешили купить двухкомнатную квартиру на улице Герцена, в доме, выстроенном для работников министерства.

— А как вы насчет чертовой дюжины? — спросила я Мессинга, потому что новоселье ему предстояло отмечать на тринадцатом этаже.

— А что, чертовщина — мое хобби! Я с чертями запанибрата и пью на брудершафт! — отшучивался он».

Стоит добавить, что это был элитный кооперативный дом, и деньги на кооператив Мессинг сдал много лет назад. Таким образом, последние два года жизни Мессинг прожил в доме 49 на улице Герцена (нынешней Большой Никитской).

Владимир Шахиджанян вспоминал: «Вольф Мессинг принимал меня на новой квартире на улице Герцена. На письменном столе — подарки-сувениры, книги… Книга, подаренная известным хирургом А. Вишневским, том воспоминаний Георгия Жукова…

При мне Вольф Григорьевич несколько раз звонил. Он кого-то устраивал в клинику Владимира Бураковского, который руководил тогда Институтом сердечно-сосудистых заболеваний (их связывала личная дружба)».