– Али Мухаммад ал-Байлакани. Как это могло случиться? Разве ты был близок с султаном? – спросил потрясенный Туграи.

– Нет, мы познакомились случайно, на охоте.

– На охоте? – повторил вазир. – Али, ты не перестаешь удивлять меня.

– Да, а потом я пришел к нему просителем за вас. Я не знал, что он уже простил вас и вернул в Табриз. Мы сидели с ним, пили вино. Он пожаловал мне титул малика.

– Что было дальше?

– Под утро я отправился спать, а на рассвете на лагерь напали татары. Мне удалось скрыться в темноте и общей неразберихе.

– А султан?

– Его увезли слуги, он еле на ногах стоял.

– Почему? Он был болен?

– Он был пьян.

– Вот как.

Туграи задумался, затем позвал слугу и велел принести вина.

– Что же, получается, теперь моя дочь тебе не ровня, – озабоченно произнес вазир. – Но имей в виду, ты обязан на ней жениться, после того как вскружил девчонке голову. Так ты берешь мою дочь в жены?

– С радостью, – воскликнул Али, – ведь это же все предрассудки.

– Верно, – легко согласился Шамс ад-Дин, – я тоже так думаю. Главное, чтобы человек был хороший.

Вошел слуга, неся кувшин и чаши.

– Придется выпить, – сказал Туграи, собственноручно разливая вино по чашам. – Я думаю, что там наверху простят мне эту слабость. Ведь не каждый день дочь выдаешь замуж за принца. Как хорошо выпить после долгого перерыва, да с легким сердцем, – сказал Шамс ад-Дин, поднимая чашу.

Тем не менее, он пить не стал, лишь пригубил и отставил чашу.

– У меня словно камень с души свалился. Да будет счастлив и прочен ваш союз.

Али выпил и сразу же опьянел, поскольку вино было хорошее, забористое, как сказал бы Егорка, а пил он на голодный желудок. Ему было так радостно, что хотелось кричать. И не делал он этого только потому, что боялся испугать своего будущего тестя.

– К моему великому сожалению, – сказал вазир, – мы не можем сейчас предаться веселью и радости. Нет времени. Сейчас позовем Йасмин и пригласим моллу, чтобы составить кэбин – брачный договор. Свадьбу придется отложить до лучших времен.

– А Йасмин разве здесь, не дома? – спросил Али.

От мысли, что сейчас он увидит возлюбленную, у него так заколотилось сердце, что он даже приложил к нему руку, чтобы унять стук.

– Дома идет нескончаемый ремонт, – сказал вазир, – поэтому и денег нет. Все, что зарабатываю, уходит на стройматериалы и оплату рабочих. Из-за непрекращающихся войн цены подскочили до небес. Мы живем здесь, причем, очень скромно. Будь проклят Шараф ал-Мулк… Итак, мой дорогой зять, сейчас мы заключим кэбин. И вы немедленно покинете Табриз. Что скажешь?

– Я поступлю, как вы пожелаете, – сказал Али.

– Хорошо, – молвил вазир и постучал лезвием маленького кинжала, которым он разрезал кебаб, по краю серебряного кубка.

В комнату заглянул слуга.

– Передай моей дочери, что я хочу ее видеть, – приказал Туграи.

Али весь подобрался, перестал есть и отставил в сторону свой кубок.

– Я смотрю, ты ее побаиваешься, – улыбнулся вазир.

– Есть немного, – сказал Али.

– Не бойся, она хорошая.

– Я не боюсь, волнуюсь просто. Вдруг она мне откажет, – ответил Али.

Йасмин вошла со словами.

– Здравствуй, отец, ты звал меня?

Лицо ее было закрыто, но от звуков ее голоса у Али перехватило дыхание. Его девушка, словно не замечала. Он почувствовал неприятную тяжесть на сердце. Шамс ад-Дин лукаво улыбнулся и сказал:

– У нас гость, Йасмин, почему ты не здороваешься с ним?

– Здравствуйте, – холодно сказала Йасмин, повернув голову в сторону Али.

– Это Али, – недоуменно сказал Шамс ад-Дин, – ты что, не узнала его?

– Действительно, это он, не узнала. Как поживаешь, Али?

– Спасибо, хорошо, – ответил Али.

– Рада за тебя.

– Кхм, – произнес вазир, – ну хорошо, перейдем к делу. Этот благородный господин, его сиятельство Али, оказал нам честь и посватался к тебе. Прежде чем дать ему ответ, я хочу получить твое согласие.

– Оказал нам честь? Что с тобой, отец? Я не сомневаюсь в благородстве твоего секретаря. Но с каких пор он стал называться господином и сиятельством?

– Его положение обязывает, чтобы к нему обращались подобающим образом.

– И какое же у него положение? – насмешливо спросила Йасмин.

– Али Мухаммад Байлакани – малик, иктадар Байлакана.

– Надо же, как долго он скрывал это.

– Он вовсе не скрывал это, титул пожаловал ему хорезмшах.

– То есть наш враг, которому мы обязаны нашими несчастьями.

– Султан, был введен в заблуждение, но он раскаялся, – возразил Шамс ад-Дин. – Однако наш разговор повернул не в то русло. Ответь, согласна ли ты, стать женой принца Али?

– Нет, – отрезала Йасмин.

– Нет? – удивился Шамс ад-Дин.

Али повторил это слово про себя.

– Я могу уйти? – спросил Йасмин.

Шамс ад-Дин развел руками и сказал:

– Ну что ж, иди.

Йасмин вышла из комнаты.

– Что с ней случилось, не понимаю, – сказал вазир. – Она все время твердила, что выйдет замуж только за тебя. А я ее все время отговаривал, извини.

– Ничего, – сказал Али. – Мне кажется, что я чем-то обидел вашу дочь, хотя понятия не имею, чем. Можно я поговорю с ней наедине, я прошу извинить меня за эту просьбу. Девушка не должна оставаться наедине с мужчиной до брака.

– Иди, – сказал Шамс ад-Дин. – Ты был с ней наедине гораздо больше времени, чем это дозволено шариатом. Откровенно говоря, этим ты настолько скомпрометировал мою дочь, что вряд ли кто, узнай он об этом, возьмет ее после этого в жены. Наш благословенный пророк едва не развелся с любимой женой, когда она, отстав от каравана, осталась наедине с мужчиной.

– Я помню, – сказал Али, – мы разбирали это случай в медресе. Пророка, вернее, его жену спасло откровение Аллаха, в котором было сказано, что человек, обвиняющий женщину в прелюбодеянии, должен предоставить четырех свидетелей. С тех пор на протяжении пятисот лет ни одни случай прелюбодеяния не был доказан. Но пророк компенсировал эту неувязку легкостью развода.

– Что-то мне не нравится, что ты, еще не женившись, уже разглагольствуешь о легкости развода, – сказал Шамс ад-Дин, сурово глядя на Али.

– Простите меня, я заговорился, это моя специальность, когда со мной говорят о фикхе, меня несет.