Таким образом, когда в 2005 году к ней на обед в Бекли-парк приехал амбициозный молодой ученый по имени Робин Кархарт-Харрис и поделился с ней своей дерзкой мечтой объединить исследования ЛСД и Фрейда, Филдинг сразу же разглядела потенциал этого проекта, как и возможность на практике проверить свои теории о мозговом кровообращении. Она дала понять Кархарт-Харрису, что ее фонд готов финансировать эти исследования и посоветовала ему связаться с Дэвидом Наттом (он преподавал в то время в Бристольском университете), ее союзником в кампании по реформе политики в отношении наркотиков.

На свой лад Дэвид Натт является в Англии такой же знаменитостью, что и Аманда Филдинг. Натт, большой, веселый мужчина лет шестидесяти, с усами и громким заразительным смехом, сделался знаменитостью в 2009 году. Именно в этом году министр внутренних дел уволил его из правительственного Консультативного совета по вопросам злоупотребления наркотиками, председателем которого он был. В обязанности совета входило консультировать правительство по вопросу запрещенных наркотиков, исходя из их опасности для отдельных лиц и для общества. Натт, известный эксперт в области наркозависимости и специалист-нарколог, специализировавшийся на так называемых бензодиазепинах (к ним, например, принадлежит валиум), допустил роковую политическую ошибку, давая чисто эмпирическую оценку опасности различных психоактивных веществ, как легальных, так и нелегальных. В своих оценках он опирался на опыт собственных исследований, и потому любому, кто к нему обращался с данным вопросом, открыто говорил, что алкоголь более опасен, чем конопля, и что «экстази» более безопасен, чем верховая езда на лошади.

– Но уволили меня, – рассказал он мне, когда мы встретились с ним в его офисе в отеле Imperial, – из-за нескольких фраз, которые я произнес в одной утренней программе на телевидении. Когда меня спросили: «Вы же несерьезно говорите о том, что ЛСД менее вреден, чем алкоголь, разве не так?» – я ответил: «Разумеется, серьезно!»[45].

Робин Кархарт-Харрис встретился с Дэвидом Наттом в 2005 году. Он приехал к нему в Бристоль в надежде начать изучать под его руководством психоделики и науку сновидений; стараясь быть стратегом, он упомянул о возможности финансирования их исследований фондом Аманды Филдинг. Вспоминая их беседу, Кархарт-Харрис говорит, что Натт был категоричен в своем отказе:

– Он сказал мне: «Идея, которую вы хотите реализовать, неправдоподобна, притянута за уши, у вас нет никакого опыта работы в нейробиологии, так что все это абсолютно нереально». Но я сказал ему, что готов рискнуть всем.

Впечатленный решимостью молодого человека, Натт предложил ему:

– Знаете что? Для начала напишите под моим руководством докторскую диссертацию. Мы начнем с чего-нибудь простого, – (этим «простым» стало воздействие МДМА на систему серотонина), – а затем, позже, мы, может быть, перейдем к психоделикам.

Этим «позже» стал 2009 год, когда Кархарт-Харрис, вооруженный докторской степенью и уже работая в лаборатории Натта, финансируемой фондом Аманды Филдинг, получил (от Национальной службы здравоохранения и министерства внутренних дел) добро на изучение свойств псилоцибина и его воздействия на мозг. (ЛСД добавится лишь через несколько лет.) В качестве первого добровольца, предложившего свои услуги, выступил сам Кархарт-Харрис.

– Если уж собираешься давать наркотик людям и затем помещать их в сканирующее устройство, то, я думаю, самым честным будет начать именно с себя, – заявил он. – А Натту я сказал: «По темпераменту я человек неспокойный и психологически, возможно, нахожусь не в лучшей форме», поэтому Натт стал меня отговаривать; к тому же он считал, что участие в эксперименте может существенно исказить мою объективность.

В конце концов первым добровольцем стал один из их коллег: ему сделали инъекцию псилоцибина, а затем поместили в функциональный магниторезонансный томограф, чтобы сканировать его галлюцинирующий мозг.

В качестве рабочей Кархарт-Харрис взял гипотезу, что мозг субъектов при галлюцинациях будет проявлять повышенную активность, особенно сильную в центрах, отвечающих за эмоции. «Я считал, что это будет напоминать картину мозга в состоянии сновидений», – сказал он мне. Дело в том, что к этому времени Франц Волленвейдер, использовавший в своих исследованиях различную сканирующую технику, уже опубликовал данные, свидетельствовавшие о том, что психоделики в самом деле стимулируют работу мозга, особенно в лобных долях. (Область, отвечающая за исполнительные и другие высшие когнитивные функции.) Но когда Кархарт-Харрис получил на руки первые результаты, он был изрядно удивлен:

– Мы увидели снижение интенсивности кровотока. – (Скорость кровотока является одним из индикаторов общего состояния и деятельности мозга; именно ее измеряют с помощью фМРТ). – Неужели мы допустили ошибку? Было от чего схватиться за голову!

Но первоначальные данные о кровотоке были затем подтверждены повторными измерениями, отражающими изменения в доставке кислорода к точечным зонам в процессе повышенной мозговой деятельности. Таким образом, Кархарт-Харрис с коллегами обнаружил, что псилоцибин снижает активность мозга, причем это снижение приходится на одну конкретную сетевую область, о которой в то время он знал очень мало, – сеть пассивного режима работы мозга.

Кархарт-Харрис засел за изучение этой области. Сеть пассивного режима работы мозга (СППРМ) стала известна ученым только в 2001 году. Именно в этом году Маркус Райхл, невролог из Медицинского колледжа при Университете имени Вашингтона в Сент-Луисе, описал ее в своей знаковой статье, опубликованной в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences. Эта сеть являет собой очень важное централизованное ядро мозговой деятельности, которое соединяет части коры головного мозга с более глубоко расположенными (и более древними) структурами, отвечающими за память и эмоции[46].

Сеть пассивного режима работы мозга относится к научным курьезам, потому как была открыта чисто случайно; это, так сказать, удачный побочный продукт сканирующих техник, используемых при исследовании мозга[47]. Типичный эксперимент с использованием фМРТ начинается с выявления «состояния покоя», то есть базового уровня нервной деятельности; участник эксперимента в это время спокойно лежит в сканирующем устройстве, ожидая, какой из тестов, имеющихся в арсенале исследователя, тот выберет. Райхл обратил внимание на одну странность: он заметил, что некоторые зоны мозга выказывают повышенную возбудимость как раз тогда, когда у субъектов, или подопытных, мыслительная деятельность на нуле. Это и был тот самый пресловутый «пассивный режим», та сеть структур мозга, которая выказывает активность в тот момент, когда наше внимание ничем не занято и мы не выполняем никакой мысленной работы. Иными словами, Райхл открыл то «место», в котором наш ум начинает «блуждать» – мечтать, раздумывать, путешествовать во времени, размышлять о себе и беспокоиться. Вероятно, именно через эти самые структуры и течет поток нашего сознания.