Как бы то ни было, отец Хамида остался ни с чем. Однако, блюдя честь семьи, на скандал не пошел. Вместо этого Ахмад Фарси с удовлетворением наблюдал за неудачной коммерцией обоих своих братьев, в конце концов доведших магазин до разорения. Он видел в этом Божью кару, и сердце его переполнялось радостью.

Средний из братьев, Башир, вскоре после смерти дедушки заболел. Мышцы его атрофировались, так что он не смог ходить. Дядя Башир целыми днями сидел дома и проклинал жену, изводившую его своим поведением. Отец Хамида почти не навещал их дом, хотя тот находился в какой-нибудь сотне метров от его собственного и в том же самом переулке.

Когда же Хамид сам приходил к дяде, его глазам открывалось ужасное зрелище. Дядя Башир сидел на потертом матрасе посреди куч мусора, а его жены либо не оказывалось дома, либо она собиралась куда-нибудь уходить. Она никогда не отличалась красотой, однако умело красилась, была хорошо сложена и пахла изысканными духами «Вечера Парижа». Однажды Хамид взял себе один из голубых флакончиков, стоявших у нее в ванной. Его аромат каждый раз напоминал ему о тете.

Хамид часто являлся в дом дяди Башира, порой тайком от родителей. И вовсе не из сострадания, как объяснял он своей сестре. Дядя Башир удивлял его тем, что мог, не сходя со своего места, следовать за женой в чужие дома, где она встречалась с разными мужчинами, чтобы иметь возможность покупать себе платья, косметику или духи.

Одну за другой выдавал дядя потрясающие эротические истории. Он рассказывал их так, словно речь шла не о его супруге, а о совершенно посторонней женщине. Дядя с воодушевлением описывал ее любовные приключения и очень волновался, когда его героине угрожал ревнивый любовник или какая-либо другая опасность.

Дядя радовался, когда рассказывал о счастливой любви своей жены к другому мужчине, однако это не мешало ему осыпать супругу проклятиями, если она забывала приготовить ему обед.

— Стоит ей выйти за порог, и она становится для меня чужой. Но здесь она моя жена и должна все делать как следует, — так объяснял эту странность дядя Башир.

Дядя никогда не рассказывал одну и ту же историю дважды. Когда Хамида особенно трогал его рассказ, он прерывал его на полуслове:

— На сегодня хватит. Судачить о собственной тете — грех. Отправляйся домой и приходи, когда забудешь все, что я тебе говорил.

Но Хамид появлялся на следующий же день и делал вид, что ничего не помнит. Так хотелось ему услышать продолжение очередной истории.

Хамид приблизил лицо к снимку, разглядывая дядю Башира. Тот стоял рядом бабушкой, выпятив грудь и широко улыбаясь. Что за хрупкое существо человек! Малейший вирус или замыкание в мозгу — и он превращается из героя в тряпку.

Хамид перевел взгляд на бабушку. Она сидела не возле мужа, как обычно на семейных фотографиях того времени, а в стороне, на скамейке. Рядом она положила букетик цветов, словно в знак того, что место занято. Это был ее праздник. Бабушка происходила из знатного дамасского рода аль-Абед. Она любила поэзию и цветы. Ее отец, Ахмад Исат-паша аль-Абед, дружил с турецким султаном Абдулхамидом и занимал пост его советника.

Поэтому бабушка Фарида так обожала султана и ненавидела все связанное с демократией. Она оборвала контакты со своим братом Мухаммедом Али аль-Абедом, некогда преданным сыном Османской империи и послом султана в США. В Америке брат неожиданно изменил свои взгляды и превратился в пламенного республиканца. Позже он стал первым президентом Сирии.

Ахмад Исат был сказочно богат. Его роскошный особняк, построенный по проекту одного испанского архитектора, находился на площади Мучеников в центре Дамаска. Там, окруженная многочисленной прислугой, выросла бабушка Фарида. Как и ее отец, она говорила на четырех языках: арабском, турецком, французском и английском. Она стала первой мусульманкой, вступившей в женский литературный клуб, основанный в 1922 году представительницами знатных христианских фамилий. При поддержке жены президента, мадам Мушака, ей впервые удалось открыть в библиотеках читальные залы для женщин. Вскоре она взяла на себя организацию публичных чтений и переписки с известными писательницами со всего мира, которых приглашала выступить в Дамаске. В их числе была и Агата Кристи, чьи письма бабушка потом с гордостью всем показывала.

Она восхищалась своим просвещенным отцом, чей портрет висел у нее в салоне на почетном месте. Часто она стояла перед ним, словно погруженная в безмолвный разговор с этим маленьким бородатым мужчиной с умными глазами и большим носом. На том портрете Ахмад Исат был в парадной форме, с маленькой красной феской на голове. На груди его сияли огромные восьмиконечные звезды, кресты, красовались всевозможные медальоны на цветных лентах. Вся эта мишура нисколько не придавала ему величия. Хамид находил ее смешной, однако никогда не говорил об этом бабушке.

— Обезьяна в погонах, — прошептал Фарси фразу, которую столько лет держал при себе.

Бабушка Фарида принимала гостей по-королевски, давая понять, что они могут рассчитывать лишь на короткую аудиенцию. Она была красива, но уж слишком манерна. Фарси не мог вспомнить случая, когда она разговаривала с ним по-человечески. Как тогда, незадолго до ее смерти, когда он попросил у нее стакан воды.

— Вода в глазах любимого, — прошептала бабушка, закатывая глаза, — исходит из облака его сердца.

Однако дедушка Хамида боготворил жену и, будучи человеком не без чувства юмора, терпел все ее чудачества. Когда он, что случалось не чаще одного раза в год, целовал ее, бабушка ругала его по-французски, потом театрально вытирала рукой щеку и поправляла платье, словно на что-то намекая.

В то время для нее никого не существовало, кроме младшего сына Аббаса. В драме ее жизни ему отводилась главная роль, остальные были не более чем статистами. Бабушка боролась со старостью из последних сил, не понимая всей нелепости этого сопротивления. Пожилая дама красилась, как легкомысленная молодая особа, накладывая яркий макияж на морщины. Косо обведенные красной помадой губы делали ее похожей на клоуна. Но Аббас умел повернуть себе на пользу и старческие слабости, и любовь бабушки Фариды. До конца ее дней он поддерживал ее во всем, словно не замечая того, чтó она творила.

— А вот и дядя Аббас, чертов бабник, — презрительно прошептал Хамид, переводя взгляд на смеющегося молодого человека.

Он единственный фотографировался тогда не в костюме, а в элегантном белом жакете, накинутом поверх темной рубашки навыпуск. Его рука лежала на плече матери Хамида, которая смотрела на него, как на своего жениха.

Через год после смерти мужа бабушка Фарида подхватила лихорадку и внезапно последовала за ним. Не прошло и трех лет, как дядя Аббас разорил их магазин. Он пристрастился к алкоголю и бежал из Дамаска, спасаясь от преследований фанатиков-мусульман. Дядя Аббас умер нищим в Бейруте. Там его похоронили в безымянной могиле, потому что никто не хотел перевозить его тело в Дамаск.

Отец Хамида не сомневался, что Господь примерно наказал всех его врагов. В то время он уже стоял на пути безумия, и его мозг был окончательно одурманен суевериями.