– Успешно? – спросила я его.

– Пусто, – откликнулся он. – Поговорим позже. А прямо сейчас можешь описать нам типичный день? Там же есть распорядок, верно?

– Пять утра, побудка. Через пять минут отпираются двери. Что дальше, зависит от месяца. Нас кормили два раза в день, так что, если в расписании нет завтрака, ты идешь в душевые, а потом работаешь шесть часов, до полудня, когда дают обед. Затем ты можешь побыть в своем боксе – примерно два часа, а дальше начинается вечерняя рабочая смена – обычно что-то по хозяйству, вроде стирки, или прочистки этой отвратительной канализации, которая постоянно забивалась. Потом ужин. Потом в восемь свет выключают.

– Боже правый, – только и сказала сенатор Круз.

– Нас там было больше трех тысяч, – продолжала я. – Система была отлажена до секунды. Руководство даже придумало, как распределять сокращающееся число сотрудников СПП, когда у них стал истекать четырехлетний срок призывной службы.

– Что бы ты сказала о соотношении количества детей и СПП? – спросил Коул. – Оцени примерно.

Я уже дала эту информацию в своем плане, но он спрашивал, чтобы услышали обе женщины, стоящие передо мной.

– Кейт сказала мне, что лагерь обычно охраняла пара сотен солдат, плюс еще человек двадцать работали в контрольной башне. Должно быть, теперь, когда лагерь собираются закрыть, их меньше. – Я покачала головой. – Хотя это только кажется, что их немного, но они расставлены по выверенному плану, и у них есть разрешение запугивать детей и применять насилие.

Для человека, который участвовал в исследовании ОЮИН, доктор Грей выглядела слишком обескураженной, будто слышала все это впервые. Это казалось невозможным. Некоторые вещи безусловно имели гриф секретности, но ее муж был президентом – он играл ключевую роль в развитии программы реабилитационных лагерей.

Она отвела взгляд.

– …Ты как мой сын, верно?

– Да, – ответила я, – но не настолько, чтобы это было важно.

– Ты была в Термонде одновременно с ним.

– Нет, потом. Мы вообще не пересекались. Меня привезли в лагерь уже после того, как его начали расширять. А почему вы спрашиваете?

Лилиан Грей наклонила голову набок, и, вздрогнув, я отбросила страх, что она сейчас сметет меня с пути. Это простое движение было в духе Клэнси, совершенно в духе Клэнси.

– Я предполагаю, что причина, по которой я здесь нахожусь, заключается в том, что вы хотите получить информацию о моих успехах в получении контроля над пси-способностями детей? – начала она, выпрямившись. – А также о последних достижениях корпорации «Леда».

– Верно, – согласился Коул. – Так что, естественно, наш вопрос заключается в том, что вы хотите взамен.

Он перешел прямо к делу, и все же я была немного потрясена. Не знаю почему, но я ждала, что она – Лилиан Грей – сделает это по доброте душевной. Думаю, я надеялась, что то яблоко упало далеко от яблони, в этом отношении по крайней мере.

– Мы можем поговорить там, где у нас будет больше личного пространства? – спросила она, выглянув в окно на детей, которые сновали по коридорам.

– Не вопрос, – кивнул Коул. – Нико, зайди за нами, как только услышишь хоть полслова о Канзасе.

Мы поднялись по лестнице следом за ним, мимо детей, которые группками перетекали из комнаты в комнату, причем, никто из них не знал, кто эта светловолосая женщина. Когда мы дошли до кабинета наверху, Коул предложил женщинам присесть, а сам устроился за столом с другой стороны, а я заперла за нами дверь.

Доктор Грей откинулась назад на своем стуле, охватив всю небольшую комнату одним взглядом своих темных глаз.

– Это был кабинет Джона, да?

И как это я забыла, что Греи и Джон Албан когда-то были близкими друзьями. Албан помогал Первой леди исчезнуть, спонсировал ее исследовательские программы, заключил с ней сделку… Ох.

– Вы хотите, чтобы мы выполнили ту часть сделки, которую предложил Албан, – произнесла я. – Вы дадите нам информацию в обмен на возможность провести первую процедуру на Клэнси.

Коул тихо присвистнул.

– Мне казалось, это нечто вроде хирургической операции. Вы же не предполагаете проводить ее здесь…

– Конечно, нет, – согласилась она. – Можно отдраить с хлоркой каждый сантиметр этого места, и все равно оно не будет достаточно чистым. Такую возможность нужно будет организовать в местной больнице, где у меня будет обученный персонал.

– Это трудная задача, – признался Коул. – Сохранить операцию в тайне будет почти невозможно.

– План всегда заключался в том, чтобы, как только процедура будет завершена, я забрала бы Клэнси и отправилась в укрытие. Я хочу вернуться к жизни, которая похожа на нормальную, с сыном, который у меня когда-то был.

Лекарство – это еще один способ контролировать нас, отнять у нас возможность принимать решения.

Слова Клэнси шепотом прозвучали у меня в голове. Я прислушалась.

– Я не… – начала я.

Но в самом деле, почему я вдруг возражаю? Клэнси не раз доказывал, что ему нельзя доверять, что он не может использовать свои способности, не причиняя вред другим. Ист-Ривер… Джуд… Сколько раз он демонстрировал мне, как далеко может зайти? И все, чтобы избежать того состояния, от которого он страдал в Термонде, – бессилия. Я чувствовала его беспомощность, когда он был привязан к операционному столу, боль от электрических разрядов, пронзающих его мозг. Я чувствовала возмущение от потери контроля над своими действиями, ярость от того, что с тобой обращаются как с животным.

Он бы пожертвовал тысячами – только чтобы спастись. На этот раз мы должны выбрать эти тысячи, а не его.

– Ладно, – сказала я, когда стало ясно, что Коул ожидает моей реакции.

В ответ в его глазах что-то блеснуло Что это было? Разочарование? Понимание? Оно так быстро исчезло, скрытое его обычной угрюмой улыбкой, что я не была уверена, что мне вообще не померещилось.

– Договорились, – сказал он. – Сегодня мы соберем всех детей, чтобы вы могли все объяснить. А завтра утром мы начнем искать для вас подходящую больницу.

Доктор Грей наклонила голову в молчаливом согласии. Я встала, пробормотав какие-то оправдания насчет того, что мне нужно встретиться с Вайдой и потренироваться. На самом деле, я вдруг почувствовала, каким тяжелым стал воздух в этой комнате: я не могла протолкнуть его в легкие. Я задыхалась от слов, которые повисли в этих четырех стенах, и я не могла избавиться от ощущения, что теперь на моих руках кровь – как бы усердно я ни вытирала их о штаны.

В компьютерном зале были только я и Вайда. Я рассказывала ей о своем коротком разговоре с Кейт, когда на новостном канале, прямую трансляцию которого устроил Нико, внезапно появилось лицо Зу.

Я сидела, подтянув колени к груди, стараясь как можно лучше ответить на вопросы Вайды, которые представляли в основном вариации фразы «Но она в порядке, правда?» Мой взгляд остановился на экране в ожидании свежих экстренных новостей из Канзаса, и, когда я увидела Зу, я так быстро опустила ноги на пол, что стул подо мной закачался.