Он пошел за продавцом, дернул его за рукав. Когда тот обернулся, Овидайя спросил у него по-французски:

– Простите, но кофе ли это?

Мужчина непонимающе смотрел на него.

– Кофе?

Никакой реакции.

– Kahve?

Собеседник покачал головой:

– Quishr[96]. Tus.bih. ’alā khayr.

А затем повернулся и исчез между двумя палатками. Овидайя отпил снова. Теперь, когда он понял, что это такое, варево показалось ему не настолько отвратительным, вот только это был не кофе. Оно скорее напоминало тот странный китайский напиток под названием ча, который он пробовал как-то в одном амстердамском салоне.

– Если хотите выпить чашечку настоящего кофе, присаживайтесь к нам, – произнес кто-то на итальянском языке с сильным акцентом. Обернувшись, он увидел шестерых мужчин, сидевших у костра.

Один из незнакомцев поднялся. Он был мавром, однако не очень темнокожим. Скрестив руки на груди, он поклонился:

– Меня зовут Юзуф ибн Тарик. Прошу, присаживайтесь к нашему скромному костру. Вы француз?

Овидайя тоже поклонился:

– Жюль Филипо де Шатонеф, ваш покорный слуга.

Несмотря на испытываемое недоверие, Овидайя принял приглашение и присел. Стоило ему занять свое место, как один из мужчин протянул ему чашку черного как ночь кофе. Он поблагодарил того по-французски и по-латыни, а тот робко улыбнулся в ответ.

– Мои спутники не владеют франкскими языками, простите, – произнес мавр.

– Но вы говорите по-итальянски, и, вероятно, лучше, чем я.

– Я некоторое время состоял на службе у венецианцев.

– Понимаю. Благодарю за кофе. Он лучше, чем у этого торговца.

– То, что вы купили, – не кофе, или все же кофе, это уж как посмотреть.

– Как это понимать, сеньор?

– Мы с вами пьем qahwa bunnîya, напиток, который турки называют kahve, а вы – кофе. Он поможет нам не спать всю ночь, чтобы мы могли рассказывать друг другу истории и выполнить зикр во славу Аллаха. Те же, кто хочет спать, пьют варево, получаемое из сушеных скорлупок зерен кофе. Мы называем это кишр, и он действует не так сильно, как зерновой кофе.

Видимо, скорлупы кофейных зерен много в Бейт-аль-Факихе. По пути к городу Овидайя видел окруженные заборами и охраняемые территории, на которых хранился поступающий из Насмураде кофе. Прежде чем он попадал сюда, работники вываривали зерна в больших чанах, чтобы отделить мякоть от зерен. Прежде он полагал, что вываренные оболочки скармливают овцам или верблюдам.

– Гяуры вроде вас редко забредают сюда, – произнес ибн Тарик. – Позвольте спросить, что вы здесь делаете?

Долго думать Овидайе не пришлось. Они выучили свои истории еще много недель назад.

– Путешествую в свите благородной дамы из Константинополя. Она выходит замуж за сына султана Саны с целью укрепления уз между городом и Высокой Портой.

– Но зачем османской принцессе в свите француз?

Кажется, хозяин проявляет излишнее любопытство. Несмотря на то что он знает свою историю лучше чем свои пять пальцев, этот человек, судя по всему, обладает очень острым разумом и рано или поздно может заметить несоответствия.

– Ее мать была наложницей в гареме прошлого гранд-сеньора, родом из Венеции. А, как вам наверняка известно, французские обычаи и стиль нашего двора все больше входят в моду в Константинополе, поэтому меня и наняли.

– Вы придворный?

– Учитель. Обучаю принцессу французскому языку, танцам и версальскому этикету.

Судя по лицу ибн Тарика, тот размышлял, будет ли он довольствоваться этой историей. Однако, прежде чем он успел задать следующий вопрос, сродни инквизиторскому, Овидайя хлопнул себя по бедрам и поднялся:

– Благодарю за кофе, сеньор Тарик. Но мне пора идти. Моя госпожа хочет сегодня еще получить урок по пассакалье[97]. Всего доброго.

Ибн Тарик слегка поклонился. Овидайя поступил так же, а затем поспешно удалился. Уже стемнело, дневная жара сменилась приятной прохладой, которая в ближайшее время должна была превратиться в ужасный холод. Овидайя был рад множеству небольших костров, поскольку без них он вряд ли нашел бы дорогу обратно в караван-сарай. По прибытии он вынул трубку из кармана, набил ее табаком и закурил. Вверх устремились кольца дыма остатков амстердамского сливового табака. Скоро придется курить то, что предложат ему спутники или арабы. То, чем они заправляли свои кальяны, явно было не виргинским табаком. Воняло жутко. Может быть, это сушеная кофейная скорлупа? Кажется, это единственное, чего в этой богом забытой местности может быть в избытке. Покуривая, Овидайя услышал, как откуда-то донесся смех Жюстеля. Наверное, Марсильо опять рассказывает одну из своих невероятных историй. Если их предприятие удастся, к ним прибавится еще одна.

Овидайя посмотрел в сторону освещенного форта. Путь к кофейной горе вел прямо мимо небольшой крепости, причем наверняка не случайно. Любой кофейный караван, идущий из Насмураде в Бейт-аль-Факих, как он видел днем, янычары провожали прямо к окруженному забором месту, где варили бобы, лишая их таким образом плодовитости. Так турки могли быть уверены, что в Моху или Александрию не попадут неповрежденные зерна. Он задумался, не мог ли уже кто-то пытаться обойти эту систему? Наверняка возможность существует. В конце концов, зерна достаточно мелкие, их можно спрятать в одежде или в сосуде.

Размышляя, каким образом лучше всего протащить незаметно сырой кофе, Овидайя стал свидетелем смены караула на стенах форта. Увидев на стене янычар, он почувствовал, что по спине пробежал холодок. Он нервно затянулся. Оставалось лишь надеяться, что их информация о Насмураде хоть в чем-то правильная.

Овидайя с трудом подавил зевоту. Даже кофе ибн Тарика не смог прогнать усталость. Поднявшись, он направился за караван-сарай, к уборной. В добрых ста футах от главного здания между несколькими колами натянули отрезы ткани, чтобы скрыть место от посторонних глаз. Пройдя пару ярдов, он проклял себя за то, что не взял с собой фонарь, поскольку на улице было темно хоть глаз выколи. Узкий серп луны едва освещал очертания местности.

Дойдя до места, он услышал плеск. Не такой, какой бывает, когда кто-то мочится, а такой, когда кто-то моется. Встав за одно из полотен, он начал мочиться. Плеск стих, кажется, другой человек остановился. Овидайя закончил свои дела. Застегнув штаны, он услышал что-то – не плеск, а металлический скрежет. Этот звук был ему знаком. Кто-то извлекал из ножен клинок. Сон как рукой сняло. Овидайя очень тихо вынул из-за пояса пистолет и медленно направился в сторону, откуда доносился звук. Несмотря на то что его глаза уже привыкли к темноте, он никого не увидел. Пойдя дальше, он наткнулся ногой на что-то и услышал бульканье, когда стоявший перед ним кувшин перевернулся и содержимое вылилось на песчаный грунт. Овидайя почувствовал движение у себя за спиной. Он не раздумывая обернулся, поднял пистолет и спустил курок. Тишину взорвал грохот, и на секунду вокруг стало светло как днем. Овидайя увидел испуганное лицо Ханны Кордоверо, стоявшей всего в нескольких футах от него и сжимавшей в правой руке кривой кинжал. Она была совершенно нагой.