я подниму на вас руку! Вы господин, а я раб. Мне не позволено драться с вами – вы убьете меня, если я посмею. – Варха одолевал ужас – как и меня, впрочем. – Вы хотите со мной сразиться, чтобы блеснуть перед госпожой. – Мы стояли на поляне перед самой ее каретой; землю кое-как очистили от камней и опавших веток, но луж здесь, как и на рудничном дворе, хватало. – Хотите, чтобы она видела вашу победу, – с чего же вам мне уступать? Если я начну одерживать верх, вы или кто-то из вашей стражи сразите меня наповал, я знаю!»

«Нет-нет-нет! – Анурон расстегнул и отшвырнул прочь пояс с мечом, стянул через голову тунику. – Смотри, я теперь гол, как и ты!»

Голый Варх, однако, остался в железном ошейнике.

«Не надо, господин! Не заставляйте меня!»

Анурон ступил вперед и дернул его за бороду.

«Ну же, дерись! Не трусь! – Он хлопнул Варха по щеке. – Защищайся. Я думал, рабы смелее!»

«Прошу вас, господин…» – бормотал Варх, отворачиваясь.

«Дерись, я сказал!» – крикнул Анурон и схватился с Врахом. Тот уцепился за него, чтобы устоять на ногах, и борьба началась. Я видел, как Варх расправляется с другими рабами в рудничных драках, но так, как сейчас, мог отбиваться разве что колхарийский купец от уличного грабителя. Драка для купца – противозаконное дело, он этого не умеет; ему неизвестно, какое оружие есть у его противника (как правило, никакого, но все может быть); неизвестно, насколько опасным может стать этот бой (обычно ничего опасного не случается, но все опять-таки может быть); он бьется так, чтобы ничего себе не повредить, и даже не защищается толком. Он старается только сдержать неприятеля, надеясь, что тот образумится – а поскольку надежда эта пустая, всегда проигрывает: и кошелька лишается, и побои терпит. Вот так и Варх пытался сдержать наседавшего на него медведя.

Высокий господин рядом заулюлюкал. Клич подхватили слуги и стражники с мечами и копьями. Я молчал, Намук и прочие рабы тоже. Одни из крикунов подбадривали Анурона, другие Варха, но я бы не стал кричать, даже если бы нам всем обещали свободу в обмен на победу нашего силача. Я – думаю, как и все мы – поддерживал его мысленно, вместе с ним скользил в грязи, охваченный ужасом, веря, что при малейшем проявлении силы он будет убит солдатом или самим Ануроном.

Анурон с широкой усмешкой отпустил Варха. Пока тот озирался, норовя, должно быть, сбежать, противник врезался в него, и оба упали в лужу. Они катались в грязи – сверху оказывался то один, то другой, но Варх по-прежнему только сдерживал Анурона, а тот знай молотил его кулаками, локтями, коленями.

Что, собственно, значило «если уложишь меня»? Анурон продолжал драться и лежа. Раньше я смотрел на происходящее как на спектакль из жизни знатных господ, но теперь понимал, что эти знатные господа вольны сделать с нами все, что им вздумается. Могут вызвать сюда, могут отправить назад. Могут говорить с нами как с равными, а в следующий миг обозвать болванами. Могут обласкать, а потом ударить или сделать калекой. Могут обещать нам свободу и ткнуть клинком в печень, когда мы обрадуемся. Вот что так испугало Варха и пугало нас всех. Он пытался встать, но Анурон схватил его за ногу и повалил снова. Я понимал, что при любом исходе – заслужит ли раб свободу, докажет ли господин свою доблесть в глазах избранницы – ни мне, ни другим рабам ничего хорошего ждать не следует.

Борьба продолжалось; взбаламученная лужа не отражала больше ни туч, ни деревьев.

В это мгновение дверца в карету госпожи Эзуллы открылась, и служанка, выглянув из нее, сбросила в грязь расписной куб. Кругом вопили еще пуще, но я смотрел только туда. На постамент сошла худенькая темнокожая женщина с короткими темными волосами, широко поставленными глазами, в белом платье до пят.

Анурон, увидев ее, ослабил хватку. Варх тут же отполз и встал, пошатываясь. Анурон, такой же голый и грязный, тоже поднялся, поклонился даме, снова ринулся на противника и засадил ему между ног коленом, одновременно грохнув по его плечам кулаками.

– Угггггггггг… – замычал раб и опять повалился, держась за пах. – Уггггггггггггг…

Стражники и слуги бурно рукоплескали.

5

– Вот что, видимо, значило «повалить».

«Видела? – крикнул, отдуваясь, Анурон госпоже Эзулле. – Я победил, Ветерок! Меня этому отец научил – действует безотказно! Хочешь, научу и тебя: женщине надо уметь защищать себя в наши странные и ужасные времена».

Граф Жью-Форси склонился над Вархом и взял его за плечо. Госпожа сошла со своего пьедестала, приблизилась к ним и присела рядом на корточки, испачкав свой белый подол.

Высокий господин тоже подошел к ним. Я не слышал их, но они явно жалели поверженного.

Меня это удивляло, Анурона тоже.

«Так и знал, Ветерок, что ты не усидишь в карете, когда мы начнем, – сказал он, упоенный своей победой. – Что скажешь о моем коронном приеме?»

«Пустомеля, – холодно ответила дама, – не мог бы ты, хотя бы из уважения ко мне и моему отцу, быть не таким надоедой? Право, терпения уже нет!»

«Надоедой?!» – Анурон скроил ту же гримасу, которую корчил перед слугами, и снова зашагал к лесу; к покрывавшей его грязи примешивалась толика крови.

Господа подозвали нас шестерых, желая знать, что думаем мы о состоянии Варха. Не помню уж, что мы там бормотали. Госпожа Эзулла, послав за тазом и полотенцами, смывала грязь с его лица и груди. Граф, заметно протрезвев (может, он притворялся пьяным только перед Намуком), велел принести из своего шатра закупоренный бронзовый кувшинчик с сильным и даже опасным питьем, без которого он никогда не отправляется в путешествие. Оно, по крайней мере, облегчит боль. (Питье и впрямь подействовало, но лишь через полчаса.) Раненого уложили на носилки; за один конец взялся солдат, за другой сам граф. Я, сомневаясь, что это ему под силу, хотел помочь, но граф, все еще благоухающий сидром, оттолкнул меня и прекрасно справился. Высокий господин говорил с дамой, положив руку ей на плечо: они волновались за Варха и гневались на Желудевую Башку.

Госпожа Эзулла послала трех слуг составить у шатра скамейки и переложить на них Врака. Мы, привыкшие спать на соломе, смотрели во все глаза, как они тащат тюфяки, подушки и коврики. Нам пора было возвращаться назад, но господа не знали, как еще заслужить наше прощение! Решили, что мы с Намуком останемся в лагере до утра, а после отведем Варха обратно –