Сначала мы пытаемся сопоставить увиденное с массивами памяти, накопленными и «отточенными» за многие годы. Как возникают массивы фреймов? По моему мнению, наша базовая модель – совокупности фреймов с общими терминалами – как бы «встроена» в архитектуру основных разделов разума. При этом развитие навыков использования названной модели требует минимум десятилетних усилий в области «предопределенного обучения» от каждого ребенка.

25.3. Неподвижный мир

Почему объекты, как кажется, остаются в неподвижности, куда бы ни сдвинулся наблюдатель? Для здравого смысла это не тайна: мы просто видим и тем самым поддерживаем постоянную связь с внешним миром. Однако у меня есть подозрение, что, будь мы вынуждены начинать видеть все заново каждую минуту, о зрении как таковом не приходилось бы говорить вообще. Дело в том, что наши высокоуровневые агенты не «видят» сигналов от органов чувств (от глаз). Вместо того они «наблюдают» за состояниями агентов среднего уровня, а эти состояния изменяются не слишком часто. Что же мешает этим «внутренним моделям» мироздания меняться беспрерывно? Причина в функции наших массивов фреймов: они призваны хранить сведения о мире в своих терминалах, которые остаются неизменными, когда мы перемещаем голову или тело. Это объясняет замечательный псевдопарадокс: ведь объекты внешнего мира, похоже, меняются лишь тогда, когда картины, которые они проецируют в наши глаза, остаются прежними – то есть не меняются в соответствии с нашими ожиданиями. Например, когда мы обходим вокруг круглую тарелку, массив фреймов подсказывает, что этот круг должен превратиться в эллипс. Когда подобное происходит, тарелка продолжает «выглядеть» круглой. Но вот если ожидаемого изменения не произойдет, форма покажется изменившейся как бы сама по себе.

Так как же мы автоматически компенсируем изменения углов взгляда? Система может работать в соответствии с описанием в разделе 24.8: она использует те же «направленемы», которые применяются для контроля наших движений, и будет выбирать нужные фреймы из массивов. Например, можно использовать несколько фреймов для репрезентации изображения куба в следующей сети:

Когда мы активируем режим «двигаться на восток», чтобы переместить свое тело в нужном направлении, тот же сигнал заставляет массив фреймов «заменить» средний фрейм на левый. Тем самым компенсируется изменение угла зрения и подтверждаются наши ожидания – а сама сцена будет казаться неподвижной! Майкл Крайтон[36] предположил, что, когда мы двигаемся в подобном пространстве, мозг бессознательно регистрирует искажения фигур, движущихся стен и углов. Вот только мы не интерпретируем их как изменения самого помещения; для нас это лишь более точные подсказки для лучшей ориентации в пространстве.

Рис. 128

Можно обмануть эту систему, аккуратно прикрывая пальцем краешек глаза; тогда будет казаться, что мир и вправду движется, поскольку массивы фреймов не будут получать соответствующих сигналов направления!

25.4. Ощущение непрерывности

Вот почему если какой-нибудь объект удаляется от наших глаз, то, хотя впечатление, произведенное им, остается, все же ввиду того, что его место заступают другие, более близкие объекты, которые действуют на нас, представление прежнего объекта затемняется и слабеет, подобно тому как это бывает с человеческим голосом в шуме дня. Отсюда следует, что, чем длительнее время, протекшее после акта зрения или ощущения какого-нибудь объекта, тем слабее его образ, так как непрерывное изменение человеческого тела с течением времени разрушает частицы, находящиеся в движении в акте ощущения. Расстояние во времени и в пространстве, таким образом, оказывает на нас одно и то же действие[37].

Томас Гоббс

Только вообразите, на что способны массивы фреймов! Они позволяют нам «визуализировать» воображаемые сцены, скажем, что может случиться, пока мы двигаемся, поскольку фреймы для того, что мы ожидаем увидеть, заполняются автоматически. Более того, используя другие процессы для заполнения всех этих терминалов, мы можем «воображать» сцены и образы предметов, которые никогда раньше не видели. Тем не менее многие люди с трудом примиряются с мыслью о том, что мысленные образы могут опираться на нечто столь «скучное и заумное», как массив фреймов. Мир нашего опыта кажется совершенным, идеально непрерывным. Неужели текущие гладким потоком мысли могут возникать вследствие внезапных «прыжков» от фрейма к фрейму? Если бы разум и вправду метался от одного фрейма к другому, разве мы не испытывали бы на себе эти метания? Увы, мы редко ощущаем смену фреймов в разуме – и не воспринимаем визуальную сцену как состоящую из разрозненных пятен света. Почему складывается впечатление, что все происходит гладко и непрерывно? Может, потому, что, как утверждают некоторые мистики, наш разум «включен» в некий вселенский поток? Думаю, дело обстоит с точностью до наоборот: наше ощущение постоянных перемен порождается теми разделами разума, которые ухитряются изолировать себя от непрерывного потока времени.

Иными словами, наше чувство плавного перехода от одного ментального состояния к другому возникает не вследствие характера самой прогрессии, а вследствие тех описаний, которые мы используем для ее репрезентирования. Ничто не может казаться «скачкообразным» кроме того, что репрезентируется как таковое. Парадоксально, но факт: наше ощущение непрерывности объясняется нашим поистине восхитительным безразличием к большинству изменений, а вовсе не особой восприимчивостью. Существование кажется нам непрерывным не потому, что мы постоянно ощущаем происходящее в настоящем, а потому, что мы держимся за свои воспоминания о том, как все было в недавнем прошлом. Без этих кратковременных воспоминаний все вокруг казалось бы совершенно новым в каждый момент времени, и мы не ощущали бы никакой непрерывности – и даже, если уж на то пошло, самого существования.

Можно было бы предположить, что было бы замечательно обладать способностью «постоянного осознания». Но это не просто бесполезно, это была бы настоящая беда, ибо чем чаще наши высокоуровневые агенты меняют свои репрезентации реальности, тем труднее им отыскать смысл в своем восприятии. Сознание обретает силу не в непрерывной смене состояний, а в стабильности, необходимой для выявления существенных изменений в нашем окружении. Чтобы «заметить» перемену, требуется умение ей противостоять. Чтобы понять, что сохраняется неизменным во времени, нужно иметь возможность исследовать и сравнивать описания из недавнего прошлого. Мы замечаем перемены вопреки переменам, а не благодаря им.

Наше ощущение постоянного контакта с миром не является уникальным опытом; это, если угодно, форма имманентной иллюзии. Мы обладаем чувством актуальности: на каждый вопрос, заданный нашей системе зрения, ответ поступает так быстро, что кажется заранее присутствовавшим в уме. Именно за это отвечают массивы фреймов: когда происходит заполнение терминалов какого-либо фрейма, одновременно заполняются терминалы других фреймов массива. Каждое изменение угла зрения затрагивает фреймы, чьи терминалы уже заполнены, пускай лишь значениями по умолчанию, и