– Ты знаешь, в чем больше всего нуждается армия, растущая столь быстро, как наша, Гвидо? – спросил он меня, не отрываясь от бумаг.

Я подумал было что-то о «божественном вмешательстве», но решил держать язык за зубами… и был прав, так как он сам принялся отвечать на свой вопрос.

– В руководстве, – изрек он, заканчивая свой труд росчерком пера. – Мы всегда высматриваем новых лидеров… вот почему я так люблю подписывать эти приказы.

Мне было совсем нетрудно прикинуться невинным и тупым, так как я почувствовал, что полностью потерял нить его рассуждений.

– Вашбродь?

– Эти бумаги у меня здесь производят вас в сержанты, а Нунцио… он ваш кузен, не так ли?.. Его в капралы.

Теперь я действительно оказался в полном недоумении.

– Повышение в звании, вашбродь?

– Совершенно верно. Сержант Лыбби рассказал мне, как вы двое взяли на себя руководство вашим отделением во время подготовки… и даже организовали дополнительно тренировки в свободное время. Я и сам видел, как вы приняли на себя командование после… ну, сегодняшнего казуса, и потому, безусловно, одобряю ваше повышение в звании. Именно такие качества – лидерство и инициативность – нужны армии. Поздравляю.

– Спасибо, ваше благородие, – произнес я, будучи не в состоянии придумать, чего еще сказать.

– Ах да… еще одно. Я снимаю ваше отделение с подготовки и отправляю на активную службу. Это всего лишь гарнизон, но пока у меня нет ничего другого. Я считаю, что оставшийся пробел в обучении ваших товарищей вы с блеском сумеете ликвидировать на службе. Это все… сержант Гвидо.

Мне потребовалась минута, прежде чем я сообразил, что это ко мне он обращается, называя «сержантом», но только и сумел, что вытянуться по стойке «смирно» и отдать честь, прежде чем повернуться и уйти.

– С вашего разрешения, вашбродь, – услышал я слова сержанта Лыбби, – мне хотелось бы перекинуться парой слов с сержантом Гвидо, перед тем как он опять присоединится к своему отделению.

Я почти ожидал, что Лыбби, невзирая на сломанную руку, все-таки накинется на меня, коль скоро мы выйдем из палатки, или хотя бы засыплет меня угрозами, что, мол, в следующий раз не попадайся мне больше на глаза и т. п. Но вместо этого он расплылся в улыбке и протянул мне здоровую руку.

– Поздравляю, Гвидо… извини, я имел в виду сержант Гвидо, – пожал он мне руку. – Я хотел кое-что сказать тебе по секрету.

– Что именно, сержант?

– Я хотел сказать, что ты был совершенно прав… справиться в бою с противником, не убивая его, и впрямь требует большого умения… и я рад, что люди с твоими способностями поступают на службу в нашу армию. Однако вспомни, у нас ведь так мало времени дается на обучение рекрутов… потому мы и сосредоточиваемся на умении убивать. Если же у них на это окажется кишка тонка, они могут решить, будто справятся с обезоруживанием врага, и будут пытаться это делать… а умения такого у них нет, и у нас нет времени обучать их ему, и в результате они кончат тем, что сами погибнут, а мы окажемся во главе слабой, небоеспособной армии. Постарайся помнить об этом, когда будешь работать с группой зеленых новобранцев. Что ж, желаю удачи! Возможно, нам еще доведется как-нибудь опять послужить вместе.

Я настолько был удивлен тем, что сержант оказался славным малым, не говоря уже о том серьезном впечатлении, какое произвели на меня его мысли, что, только очутившись в своей казарме, до конца осознал весь смысл моего повышения в звании.

И тогда почувствовал себя паршиво. Вся моя карьера опровергала стремление к властным должностям, а теперь вот я оказался связан по рукам и ногам надзирательскими функциями… и на этот раз вовсе не временно. Утешает меня только следующее: а) находясь в более высоком звании, я потенциально могу причинить больше вреда и б) Нунцио тоже придется страдать от бремени дополнительных нашивок.

Немного приободрившись от этих мыслей, я отправился на розыски Нунцио, желая первым сообщить ему плохие новости.

Служить и защищать…

Традиционный девиз рэкетиров-защитников

Как ни рвемся мы с Нунцио приступить к выполнению нашего задания, то есть, попросту говоря, к деморализации и развалу армии, но все же нас очень беспокоит гарнизонная служба.

Само по себе пребывание в городе даже предпочтительнее. Твикст побольше среднего военного городка, и значит, нам вполне хватит развлечений во внеслужебное время. Однако, с другой стороны, чем крупнее город, тем больше шансов на то, что наше присутствие заметят и доложат о нем Дону Брюсу… что, понятное дело, для нас крайне нежелательно.

Надо сказать, что служба в гарнизоне оказалась невероятно легка, и это раздражало, потому что трудно вызвать возмущение чем-либо у солдат, когда самое худшее, что им грозит, – это скука. Ситуацию я просек с ходу, когда поручил Нунцио устраивать нашу команду, а сам отправился на доклад к командиру гарнизона.

– Наша единственная задача здесь – сохранять военное присутствие… чтобы народ помнил, зачем платит налоги.

Человек, толкавший эту речь, был среднего роста, примерно на голову ниже меня, кудрявый брюнет с шевелюрой, слегка тронутой сединой… что могло бы придать ему достойный вид, если бы он не двигался, словно докер, пытающийся пораньше закончить работу и рвануть на свидание. Он выпаливал как из пушки свои приказы, не отрываясь от бумаг, которые исписывал. Однако я не мог отделаться от мысли, что то, над чем он так усердно трудится, сильно смахивает на стихи… не думаю, чтобы такое занятие было предусмотрено его официальным статусом.

– От вас и ваших парней только и требуется, что патрулировать по нескольку часов в день на улицах города, чтобы люди вас видели. В остальное время делайте что хотите.

– Вы имеете в виду, словно полицейские?

Эти слова нечаянно сорвались у меня с языка, но, видимо, в них была слышна нотка ужаса, так как командир оторвался от своего занятия и посмотрел прямо на меня.

– Вовсе нет, – быстро ответил он. – Раньше мы и правда отвечали за патрулирование улиц, но город разросся и обзавелся собственными полицейскими силами, и мы стараемся не посягать на их прерогативы. Они присматривают за гражданами, а военная полиция – за солдатами. Четко и раздельно. Понятно?

– Так точно.

– Но тут возникает один момент, – продолжал командир, снова вернувшись к своим бумажкам. – У нас здесь не поощряются… э… некоторые вольности. Правда, на многое мы смотрим сквозь пальцы, так что не стоит волноваться, если, например, одна из… э… дам станет заигрывать с вами или вашими людьми, но предоставьте им самим проявлять инициативу. И старайтесь не заводить шашней с обыкновенными штатскими женщинами. Как бы там ни обернулось дело, это скорей всего не понравится штатским мужчинам, а нам приказано не затевать никаких неприятностей со штатскими. Будьте с ними обходительны… покажите им, что мы обыкновенные люди, такие же, как и они. Если вы станете придерживаться этой линии поведения, то они будут менее склонны верить во всякие дикие россказни о действиях наших войск на фронте. Все ясно?