– Здесь останови, пожалуйста, – попросил я.

– Тебя подождать?

– Спасибо, не надо. А машина у тебя отличная, – искренне признал я.

Настино лицо расплылось в счастливой улыбке. Не должна была бы проявлять столь явно свои чувства, но не сдержалась. Наверное, не совсем еще потеряна для общества.

* * *

Я позвонил в квартиру Боярковых. Никто мне не открыл. Это было полной неожиданностью. Я ехал сюда и знал – знал! – что Ольга здесь. Но ее не было. И это открытие повергло меня в шок. Я как будто заблудился в лабиринте, из которого не было и не могло быть выхода. Мой мобильник был со мной. Я позвонил себе на домашний номер, и опять никто не ответил. Там Ольги не было. И здесь ее тоже не было. Я подумал, что все складывается слишком плохо. Так плохо, насколько только может быть.

Снизу кто-то поднимался по лестнице. Если соседи – спрошу, не видели ли они сегодня Ольгу. Почему-то я думал, что она непременно сюда приходила. Раз не появилась у меня, значит, была здесь. А куда делась потом – этого я не знал.

Это был Антон. Увидев меня, он остановился одним пролетом ниже. Наверное, шел с работы. В руке портфельчик неопределенного возраста. Стоял и смотрел. Было видно, что не ожидал встретить меня.

– Здравствуй, – сказал я.

Мой голос вернул его к жизни. Первое изумление отступило, он опустил глаза, пряча пробуждающуюся ненависть.

– Где Ольга?

– Этот вопрос я хотел задать тебе, – сказал он сквозь зубы.

Значит, сегодня он ее не видел.

Поднялся на лестничную площадку, загремел ключами, открывая дверь. Он стоял совсем рядом, и я физически ощущал излучаемую им ненависть.

– Заходи, – сказал он внезапно.

Я замешкался, и он повторил глухо:

– Заходи. Все равно ведь надо поговорить.

Первым прошел в комнату, бросил на диван свой потертый портфельчик. Движения были порывисты. Он плохо себя контролировал. Мне предложил стул, а сам ушел в ванную и долго там плескался. Излишне долго. Как будто весь смысл был именно в уединении. Мое появление здесь оказалось для него полной неожиданностью, он не был готов к разговору и потому нуждался в спасательной паузе.

Я сидел к нему спиной и рассматривал портрет Высоцкого. Он явно недоумевал, что я здесь делаю. Этот портрет за стеклом жил какой-то своей, обособленной жизнью. Некоторые мои поступки Высоцкий одобрял, некоторые – нет. Я видел это по его глазам.

Было слышно, как Антон прошел в кухню, и снова никаких звуков. Он выдерживал паузу. И избегал меня. И хотел бы поговорить. Я терпеливо ожидал.

Он наконец появился. Я сидел к нему спиной и с преувеличенным вниманием рассматривал портрет Высоцкого. В стекле отражался силуэт Антона. Я видел, как он потянулся к своему портфелю, как копошится в нем, демонстрируя собственную занятость. Он был крайне нерешительным человеком. Придется помочь ему начать этот разговор. И едва я об этом подумал, как Антон распрямился. По его неясному отражению я догадывался, что он смотрит мне в спину. И вдруг – резкий взмах за спиной, я едва успел рвануться со стула в сторону, как страшной силы удар обрушился на стул, как раз туда, где я только что сидел, и щепки полетели в стороны. Я вскочил на ноги, а Антон был передо мной, в каком-нибудь метре, и в руке он цепко сжимал топорик. Я еще успел его ударить, но с ног сбить не смог, он лишь отскочил к окну и стоял, держа свой остро отточенный топорик наготове.

– Брось! – сказал я ему, глядя гипнотизирующим взглядом удава. – Топор свой брось!

– А ты отними, – предложил он, качнув своим орудием.

– Где Ольга?

Он не ответил, только зло сузил глаза.

– Где Ольга?! – крикнул я, обнаружив, что он с нею мог сделать все, что угодно.

Слишком безумным был его взгляд.

И опять он не ответил, медленно пошел на меня. Чтобы вернуть его к действительности, я швырнул в него стул. Не попал, но заставил отступить.

– А ведь это ты – с Жихаревым-то, – сказал я. – Теперь уже никаких сомнений.

Антон полыхнул в ответ полным затравленной ненависти взглядом.

– Сволочь, – подобрал я наиболее соответствующее ему определение. – Злобная, завистливая мразь.

У него подергивалась щека. И я понял, что слишком долго пребывать в бездействии он не будет. И когда он окончательно спятит, никаким стулом его уже не остановишь. Я медленно, не спуская с него глаз, вытянул из кармана мобильник.

– Убери! – резко потребовал Боярков.

– Это еще не страшно. Страшно будет, когда за тобой приедут.

Он вдруг бросился на меня. В мгновение преодолел разделяющее нас расстояние. Мне было нечем защититься от него, я попытался увернуться от топора, но лезвие все же чиркнуло по руке, и со второго удара он бы, безусловно, со мной покончил, но ударить еще раз не успел. Я опрокинул его на пол, топор отлетел к дивану. Боярков рванулся было следом. Но я встретил его сильным ударом, потом ударил еще раз. Он плюхнулся на пол, и лично для него этот бой закончился. Неспроста в спорте атлетов разводят по разным весовым категориям.

– Все! – подвел я итог. – Приплыли!

Я осторожно наклонился и взял в руку топор. Мой соперник был обречен. Вырваться он уже не сможет. До самого прибытия милиции. Я поднял с пола мобильник. Антон смог подняться, и выглядел он страшно. Кровь стекала по его разбитому лицу и напитывала всклокоченную бороду.

– Не балуй, – посоветовал я, ожидая от него очередной бессмысленной атаки. – Здоровье тебе еще очень и очень пригодится. Сейчас за тобой приедут…

А он не стал ждать, когда приедут. Отступил к окну и рванул незакрытую створку. Я только успел осознать, что происходит, а Боярков уже стоял в проеме окна.

– Назад! – только и крикнул я, еще не веря в то, что он решится.

Так он меня и послушал! Обернул ко мне напоследок свое безумное лицо и сделал шаг в разверзнувшуюся за окном пустоту. Он падал без крика. Только глухой удар в самом конце.

Я метнулся к окну. Антон лежал на асфальте вниз лицом, неловко подвернув руку. Я торопливо набрал телефонный номер:

– «Скорая»? Человек выпал из окна!

И продиктовал адрес.

* * *

Антон был мертв. Сердце его уже не билось, когда я спустился вниз. И никто теперь не мог мне сказать, где находится Ольга и что с ней. Почему-то именно эта мысль пришла мне в голову первой.

«Скорая» приехала быстро. Сумрачного вида врач склонился над Антоном. Из освещенного окна первого этажа выглядывала любопытствующая старушка.

– Все, – сказал врач. – Ему уже не поможешь.

Больше мне нечего было здесь делать. Я думал об Ольге.

Первым делом я отправился к себе домой. Хотя почему-то заранее был уверен, что Ольги там нет. Дверь была заперта. Мне никто не открыл. Я звонил долго, не отдавая себе отчета в том, что это бессмысленно. В квартиру я не мог войти, свой ключ я отдал Ольге и, когда вновь вышел на улицу, обнаружил собственную полнейшую неприкаянность.