– Жди! – бросил я ему коротко.

Нагнал Ольгу. Она обернулась.

– Ох, как ты меня напугал!

Как она изменилась за последние дни! Четкие тени пролегли под глазами. А в самих глазах поселилось что-то такое, чему не сразу дашь определение. Полное отсутствие радости и знания о том, что в жизни бывают счастливые мгновения. Потухшие глаза. И такая же, видимо, тусклость в душе.

– Ты не звонила мне.

– Не звонила, – подтвердила она спокойно.

Следующим ее вопросом должен быть: «Ну и что?» Я угадал это по глазам.

– Ты в то утро так внезапно ушла.

– Да.

– Я тебя чем-то обидел?

– Нет.

С ней что-то происходило. Я привлек ее к себе и обнаружил ее полное бесчувствие. Безжизненная кукла. Делай с ней, что хочешь, не издаст ни звука.

– Оленька! – сказал я. – Все уже позади! Теперь у нас впереди ничего, кроме светлых и радостных дней.

Я излечу ее от этого. Я верну ей интерес к жизни. Она забудет обо всем плохом, что было прежде.

– Поедем со мной. Я отвезу тебя к себе…

– Я иду на работу.

– К черту работу! Ты забудешь об этой борьбе за кусок хлеба. Я дам тебе все, что ты пожелаешь. Все мечты, которые у тебя были, превратятся в реальность.

Я обещал ей близкое счастье, как ребенку обещают давно желаемую куклу. Все, что ребенок хочет, только бы не плакал. Но Ольга была непробиваема. Я никак не мог до нее достучаться. И даже смотрела она не на меня, а сквозь меня. Будто я отсутствовал вовсе. Фантом, призрак, пустое место, ноль. Я легонько ее тряхнул. Никакой реакции.

– Должно пройти время, – сказала Ольга, по-прежнему глядя сквозь меня. – Не знаю – сколько. Наверное, много. И тогда, когда все заживет… Когда забудется…

Она сделала неопределенный жест рукой. «Я не знаю, забудется ли, – будто хотела сказать она этим жестом, – но сейчас мне очень плохо».

Мы сошлись с ней тогда, когда оба поверили, что нас предал один и тот же человек. Это как общая беда, которая сближает. Ольге было тяжелее, чем мне, потому что она любила Жихарева, а ее любовь оказалась никому не нужной. И когда все это произошло и она, раздавленная, уже не видела солнца, я оказался рядом с ней и она ухватилась за меня, как за соломинку. Вряд ли она была так уж счастлива со мной. Просто ей стало легче, когда ее одиночество прервалось. И вдруг все рухнуло еще раз. Когда выяснилось, что Жихарев не предавал ее, быть может. И начавший было отстраиваться заново мир рассыпался, больно раня своими осколками.

– Извини, – сказала Ольга. – Мне надо идти.

– У меня такси. Я отвезу тебя.

– Спасибо, не надо.

Отмахивалась от меня, как от назойливой мухи.

– И не приезжай ко мне больше. Хорошо?

Я не нашелся, что на это ответить. Ольга развернулась и пошла в сторону метро.

– Эй! – крикнул мне таксист. – Ехать будем?

Целый день я занимался делами, а к вечеру уже знал, как поступить. Когда человек болен, его необходимо лечить. Не обращая внимания на его капризы.

Я поехал за Ольгой. Поднялся к ее квартире, позвонил. Дверь мне открыл Антон. Вот уж его-то я никак не ожидал увидеть. Обычно он допоздна пропадал на работе.

– Какие гости! – восхитился Антон.

С чувством пожал мне руку. Знал бы он, с чем я пришел. Впрочем, я не собирался таиться. Самые большие проблемы начинаются тогда, когда существует неопределенность. Гангрену не излечишь примочками. Только ампутацией.

– Мне нужна Ольга.

– Ее нет, – сказал Антон. – Но вот-вот должна прийти. Ты проходи, почаевничаем пока. Ты за рулем?

– Нет.

– Вот и отлично.

Он выставил на стол початую бутылку водки, свежие помидоры, нарезал колбасы и хлеба.

– По-простому, – хохотнул. – По рабоче-крестьянски.

– Я пить не буду.

– Почему? – удивился он.

– Я приехал за Ольгой.

– Что? – растерялся Антон.

У него был такой вид, будто его только что ударили по голове и он никак не мог понять, где он и что с ним.

– Я забираю ее.

– Это ты так решил? А сама Ольга? – осведомился Антон.

Он никак не мог поверить в то, что все происходит всерьез. Для него случившееся было полной неожиданностью.

– Она тоже «за».

– Ты уверен?

– Да, – ответил я со всей возможной твердостью.

Я совершал очень нехороший поступок. Мерзкий поступок. Я отбирал жену у ее законного мужа. Но что-то во мне уже произошло. Понятия «хорошо» и «плохо» сместились и никак не могли встать на свои места. Потому что я не знал твердо, что лучше. Или оставить все, как есть: чтобы истерзанная событиями последнего времени Ольга продолжала жить вот в этом мире, в котором ей было тяжело и который она ненавидела, в котором был ее никчемный муж, и этого мужа она должна была любить просто по заведенной кем-то обязанности, просто потому, что так принято. Должна была жить и медленно сходить с ума и от этого мужа, и от мерзостей окружающей ее жизни. Или я должен был вырвать Ольгу из ее мира. Почти насильно заставить забыть о прошлом и также насильно заставить верить в лучшее. Так больного усиленно пичкают антибиотиками, чтобы побыстрее вернуть его к нормальной жизни.

Антон замедленным движением плеснул в свою рюмку водки.

– Может, не будешь пить? – предложил я.

– Почему же?

– Поговорим спокойно.

– Мы и так поговорим, – пообещал он и выпил водку с задумчивым видом. Закусил помидором, так что брызнул сок. Спросил, не глядя на меня: – У тебя с ней что-то было?

– Да.

– Давно это у вас?

– Давно.

– Сволочь, – пробормотал он.

Я так и не понял – мне или Ольге он дал оценку.

За окном догорал день. Солнце еще не скатилось за крыши домов, но дневной зной уже ушел.

– Тебя в детстве не учили, что чужое брать нехорошо? – спросил Антон.

– Ольга – не вещь.

– Для мужчины женщина – всегда вещь, которой хочется обладать. Ты ведь тоже хочешь – обладать.

Посмотрел на меня, перебирая в руке свою жиденькую бороденку.

– Я не хочу об этом говорить.

– Конечно, о чем тут говорить. Пришел и взял!

В его голосе мне послышалась горечь.

– Этот разговор мы будем продолжать в присутствии Ольги, – сказал Антон. – Я прямо спрошу, она так же прямо ответит.

Он плеснул в рюмку водки. Выпил. Если будет продвигаться вперед этакими темпами, то к приходу Ольги окажется в таком же состоянии, в каком я его недавно видел.