— Будешь звать меня мастер, ясно? — сказал он.

— О да, — ответил я, думая: «Кем он, черт возьми, себя возомнил?!»

В нем нет ничего особенного, кроме того, что он родился белым мужчиной на территории США. У него напарником был только единственный черный охранник в команде, и хотя он был выше по званию, мастер все время командовал. Когда он увидел, что другие охранники играют со мной в шахматы, то захотел поиграть тоже, но вскоре я обнаружил, насколько плохой он игрок. К тому же он постоянно навязывал собственные правила игры, ведь он мастер, а я заключенный. В его шахматном мире король стоял на клетке своего же цвета, а это идет вразрез с правилом: на старте игры король должен стоять на клетке противоположного цвета. Я знал, что он неправ, но поправлять его было нельзя, поэтому с ним мне приходилось играть по его правилам.

Примерно 15 марта 2004 года команда следователей ЕОГ предоставила мне телевизор со встроенным видеомагнитофоном, чтобы я смотрел фильмы, которые они мне давали. «Капитан Коллинз» предложил мне фильм «Гладиатор» из своей коллекции. Я люблю этот фильм, потому что он во всех красках показывает: силы зла в конце концов проигрывают, какими бы сильными они ни казались. Сержант и ее коллега показывали мне множество интересных фильмов по предварительной консультации и одобрению.

В реальной жизни я не очень любил кино. С момента, когда мне исполнилось 18, я не досмотрел ни одного фильма до конца. Мне нравятся документальные фильмы и кино, основанное на реальных событиях. Но мне сложно погрузиться в кино, потому что я знаю, что все показанное в фильме ненастоящее. Но в тюрьме я мыслю иначе: я ценю любое изображение обычных людей, которые носят обычную одежду и разговаривают о чем-то, кроме терроризма и допросов. Я просто хочу посмотреть на млекопитающих, на которых я похож.

Все мои знакомые американцы часто смотрят кино. В США это что-то вроде «скажи мне, сколько фильмов ты посмотрел, и я скажу, кто ты». Но если американцы могут чем-то гордиться, то это своей киноиндустрией.

Конечно, телевизор был без антенны, потому что мне нельзя было смотреть ТВ или знать о том, что происходит вне моей камеры. Мне можно было смотреть только фильмы, одобренные «капитаном Коллинзом». Разумеется, несправедливо отрезать человека от внешнего мира и запрещать ему знать, что происходит снаружи, независимо от того, причастен он к преступлению или нет. Я заметил, что у TB/видеомагнитофона был радиоприемник, который принимал местные трансляции, но я никогда не трогал его: хотя это мое базовое право — слушать любое радио, какое я захочу. Мне кажется, было бы неправильно бить протянутую руку помощи. И неважно, что «капитан Коллинз» и другие следователи делали со мной. Я был рад, что они выдали мне такой инструмент для развлечения, и я не собирался использовать его против них. Более того, «капитан Коллинз» принес мне ноутбук, чему я тоже был очень рад. Конечно, мне дали его в основном для того, чтобы я помог печатать в него свои ответы во время допросов, чтобы сэкономить время и силы для команды ЕОГ. Но я относился к этому спокойно, в конце концов, я хотел донести свои слова, а не их интерпретацию.

— Слушай, у меня есть арабская музыка, — сказала сержант, протягивая мне аудио CD.

— О, здорово!

Но это даже близко не был арабский. Это был боснийский. Я посмеялся от души.

— Довольно близко. Это боснийская музыка, — сказал я, когда услышал первые слова песни.

— Боснийский и арабский — это не одно и то же? — спросила сержант. Это лишь маленький пример того, насколько мало американцы знают об арабах и исламе.

Сержант — член ЕОГ, а не просто какой-то посторонний человек; она якобы должна много знать об арабах и исламе. Но она и другие следователи всегда говорили мне: «Вы, люди с Ближнего Востока…» — что совершенно не соответствует действительности. Для многих американцев мир поделен на три части: США, Ближний Восток, Европа и весь остальной мир вместе с ней. К сожалению, с точки зрения географии мир немного больше. У себя на родине мне приходилось звонить в США по работе. Я помню следующий диалог:

— Здравствуйте, мы работаем с офисными материалами. Мы заинтересованы в том, чтобы представлять вашу компанию.

— Откуда вы звоните? — спросила девушка на другом конце провода.

— Мавритания.

— Какой штат? — спросила девушка, чтобы получить более точную информацию. Мне неприятно удивило, насколько мал ее мир.

Замешательство «капитана Коллинза» было так же очевидно, как и его незнание о терроризме. Человек был совершенно в ужасе, как будто он тонул и искал соломинку, за которую можно ухватиться. Полагаю, я и был одной из таких соломинок, и он крепко ухватился за меня.

— Я не понимаю, почему люди ненавидят нас? Мы помогаем всему миру! — сказал он однажды, желая узнать мое мнение.

— Я тоже не понимаю, — ответил я.

Я осознавал, что бессмысленно объяснять ему исторические объективные причины, которые привели нас к этому, поэтому я решил проигнорировать его комментарий. К тому же очень не просто переубедить старика вроде него.

Многие юноши и девушки вступают в ряды армии США из-за лживой пропаганды американского правительства, которая заставляет их поверить, что Вооруженные силы это не что иное, как война чести. Если вы вступаете в армию, вы становитесь живой мортирой: вы защищаете не только свою семью, свою родину и американскую демократию, но вы также защищаете свободу и угнетенных людей по всему миру. Отлично, в этом нет ничего плохого, это даже может быть мечтой какого-нибудь молодого парня или девушки. Но в реальности армия США немножечко отличается от этих рассказов. В общем, весь мир считает, что американцы — это кучка варваров, страждущих отомщения. Это звучит довольно грубо, и лично я не верю, что каждый американец — варвар. Но правительство США тратит последний пенни на жестокость, как волшебное решение всех проблем, и каждый день теряет друзей, но, кажется, им на это наплевать.

— Слушайте, штаб-сержант, все вас, ребята, ненавидят, даже ваши старые друзья. Немцы ненавидят вас, французы ненавидят вас, — сказал я однажды штаб-сержанту Мэри.

— Пусть идут к черту. Нам даже лучше, чтобы они ненавидели нас, так мы сможем хорошенько надрать им задницы, — ответила Мэри.

Я просто улыбнулся от того, как легко был вынесен этот вердикт.

— Это лишь одна точка зрения, — ответил я.

— К черту террористов.

— Хорошо, — сказал я. — Но сначала вам нужно найти террористов. Вы не можете просто сходить с ума и измываться над каждым встречным во имя победы над терроризмом.

Она была убеждена, что каждый араб — террорист, пока не докажет обратное. Подобные странные беседы у меня бывали и с ее коллегой.

— Ты нужен нам, чтобы закрыть Ахмеда Лаабиди до конца его дней, — сказал он однажды.

— Я уже помог. Я представил достаточно сведений, чтобы вы могли осудить его.

— Но он все отрицает. Он имеет дело с другими учреждениями, которые работают не так, как мы. Если бы я мог добраться до него, все было бы совершенно по-другому!