По сути, помолвка Пола и Джейн Эшер ознаменовала начало конца их отношений. И после возвращения из Индии, где со стороны они выглядели такими счастливыми и безмятежными, конец наступил скоро.

Позже он говорил, что за два прожитых совместно года, несмотря на всю их, казалось бы, образцовую домашнюю гармонию, он на самом деле никогда не чувствовал, что Джейн — это та самая, «его» женщина. «Она мне очень нравилась, и мы прекрасно находили общий язык. Она была весьма умным и весьма интересным человеком, но во мне так никогда ничего и не екнуло. В любви это одна из тех вещей, которые не поддаются определению, — с кем-то у тебя ёкает, а с кем-то, с кем, может быть, и должно бы, нет».

Во многом — как ни парадоксально для «бесклассовых» шестидесятых — виной тому была огромная разница в их происхождении. Каких бы манер и культурных привычек ни понабрался Пол на долгом пути из Ливерпуля, в его отношении к женщинам по-прежнему было не так уж мало традиционного для северян мужского шовинизма. После того как роман с молодой актрисой из «приличного» общества утратил свою новизну, ему стало не нравиться, что у Джейн есть собственная успешная карьера и она все так же активно ею увлечена вместо того, чтобы сосредоточить на нем все свое внимание.

В начале отношений он иногда мог демонстрировать ей свою мужскую неотесанность, больше подходящую для какого-нибудь дансинга в Мерсисайде: «пытаюсь взять силой», как звучала его собственная откровенная — но и немного настораживающая — формулировка в одном из их очень редких совместных интервью. Однако, несмотря на излучаемую ею ауру какой-то почти детской невинности, Джейн была не из тех, кто уступает давлению силой. Горькие нотки, изредка проскальзывавшие в музыке Пола, как раз были отражением их столкновений, в которых под конец он всегда чувствовал себя обыгранным, обведенным вокруг пальца: «The day breaks, your mind aches» («День начинается, и тебя уже свербят мысли») в «For No One» или почти яростное «I’m looking through you — but you’re nowhere!» («Я заглядываю в тебя — но тебя нигде нет!»).

Со временем они стали вести практически раздельную жизнь: Пол — в обществе своих друзей-музыкантов, Джейн — в своем театральном окружении. Она упрямо отказывалась принимать наркотики — хотя теперь этим занимались многие из ее коллег — и абсолютно не скрывала своего неодобрения ни по поводу людей, поощрявших разнообразные дурные привычки Пола, ни по поводу того, как эти привычки влияли на его поведение.

Он был против того, чтобы Джейн поступила в труппу бристольского театра «Олд Вик», и то, что она поставила этот важный карьерный шаг выше его желаний, развело их между собой больше, чем любое географическое расстояние. Когда в Бристоле, пока шли спектакли с ее участием, Джейн начала с кем-то встречаться и слухи об этом дошли до Пола, самому обожаемому в мире молодому человеку впервые в жизни пришлось почувствовать себя отвергнутым.

И тем не менее перспектива разрыва одинаково их не привлекала. Пол был по-прежнему близок с семьей Джейн, особенно с ее матерью, а кроме того, вступил в уже приносившие выгоду деловые отношения с ее братом Питером, который отвечал в Apple Records за подбор исполнителей. В семье Пола тоже все обожали Джейн, особенно Джим Маккартни. После небольшого периода первоначальной неловкости Джим теперь регулярно принимал в «Рембрандте» доктора Ричарда Эшера, полностью разделявшего его увлечение словарями. «Они садились в саду вдвоем и разгадывали кроссворды», — так вспоминает сводная сестра Пола Рут Маккартни.

Следовало принимать во внимание и реакцию внешнего мира. Объявление о помолвке на Рождество, когда по традиции королева передавала обращение к нации, имело неизбежный символический смысл. И действительно, обручение столь обожаемого молодого принца со столь очевидно подходящей ему будущей супругой вызвало доброжелательный отклик по всей Великобритании и по всему миру, заставив позабыть о недавних недоразумениях с ЛСД и всех не особенно волшебных таинственных путешествиях. Пиар-эффект такого почти королевского калибра нельзя было просто так сбрасывать со счетов.

По всем этим причинам, как и подобало бы исполненной чувства долга молодой королевской чете, они с Джейн изображали на публике единение и привязанность, одновременно ощущая внутри себя растущее охлаждение и отчуждение. Проживая по-прежнему под одной крышей, они вели почти обособленное существование, сходясь вместе только тогда, когда календарь обоих был свободен от каких-либо других планов, — в основном чтобы уехать отдыхать на горнолыжные склоны или поближе к солнцу.

Во время важных событий в жизни Beatles Джейн всегда появлялась рядом с Полом, демонстрируя ту же преданность и скромность, что и Синтия с Джоном, Патти с Джорджем и Морин с Ринго. Несмотря на свою ненависть к наркотикам, она приняла участие в возглавленной Волшебным Алексом и окутанной клубами конопляного дыма экспедиции по поиску подходящих греческих островов; она была рядом с Полом во время первой встречи с Махариши в лондонском «Хилтоне», и после в Бангоре, где их настигло известие о смерти Брайана, и потом все девять недель медитаций в Гималаях. Самые зоркие из репортеров, окружавших Beatles, не могли даже заподозрить между ними какой-то разлад.

Джейн всегда приходилось жить с сознанием того, что половина юных и не очень юных женщин всего мира хотели бы переспать с Полом и что для него воспользоваться сексуальными возможностями, открывавшимися на каждом шагу, было почти так же просто, как дать автограф. Чего она не знала и что так и осталось для нее тайной, это то, что почти все время их совместной жизни на Кавендиш-авеню у него развивался параллельный роман с актрисой и моделью по имени Мэгги Макгиверн.

В 1966 году Джон Данбар и Марианна Фейтфул взяли двадцатилетнюю Мэгги няней для своего полугодовалого сына Николаса. «Как-то раз Джон куда-то ушел, Марианна развлекала своих подруг, а я готовила запеканку им на обед, — вспоминает она. — Раздался звонок домофона, и голос сказал: „Это Пол Маккартни к Джону“. Джона не было, но я все равно — кто меня обвинит? — впустила его и сказала: „Поднимайтесь“.

Марианна к нам так и не вышла, и пока ее друзья оставались в гостиной, мы с Полом сидели за кухонным столом, ели запеканку и разговаривали. Не чувствовалось ни малейшей неловкости, как будто мы знали друг друга всю жизнь. У меня тогда был молодой человек, с которым я хотела расстаться, так что я стала рассказывать об этом Полу и потом из его слов поняла, что он тоже в похожей ситуации».

После этого он начал навещать Данбаров гораздо чаще и уделял их красивой и не робеющей в его присутствии молодой няне почти столько же времени, сколько им самим. Затем он стал приходить в те разы, когда Мэгги оставалась в квартире одна с Николасом. «Он всегда сначала звонил, чтобы убедиться, что больше никого не будет, — вспоминает она. — Сидел и разговаривал со мной, пока я занималась Николасом, — казалось, что ему нравится просто за нами наблюдать».