Видимо, оно также нравилось и Генриху, потому что его лицо озарилось вдруг лукавой улыбкой.

– Принимается!

– Ваше величество, умоляю вас подумать, – вокликнул Розни. – Вы же не позволите простой игре в карты решить ваше будущее?

– Это не простая игра в карты. – Король ходил взад и вперед по комнате, размахивая в возбуждении руками. – Разве вы не понимаете? Что бы мы ни делали, нашу участь во всем решает госпожа Фортуна. Я просто прошу у нее дать мне знак.

Мэтью не мог не восхищаться, как ловко Кори дала королю возможность убедить самого себя.

Однако Розни было не так легко убедить.

– Это неправильное решение, – настаивал он. – Вы еще пожалеете, что позволили судьбе Парижа зависеть от того, как ляжет карта.

– Для меня будет облегчением узнать, что предлагает нам Фортуна. – Генрих взял Розни под руку и подвел к двери. Когда тот вышел, король захлопнул за ним дверь и задвинул засов. – Будете следующим, барон? – с вызовом спросил он Мэтью, не обращая внимания на протесты Розни, доносящиеся из-за двери.

– Люблю посмотреть на хорошую игру! – невинно заметил Мэтью, решив не вмешиваться. Если его жена задумала решить судьбу Парижа, он ни за что не прозевает такой момент.

Генрих послал за своим любимым лекарем и тремя капитанами гвардии. Они будут свидетелями, если исход игры вызовет вопросы. После этого Генрих знаком пригласил Кори садиться и сам сел за стол напротив нее, поставив фонарь сбоку. Они приготовились играть, причем Кори сдавала карты из новой, только что распечатанной колоды.

– В моей масти тридцать очков, – объявил король, сбросив ненужные карты.

Кори сбросила ненужное и вытащила замену.

– У меня двадцать пять очков.

– Замечательно! Пока я впереди, мадам. – Король был в восторге. – У меня также и четыре туза.

Кори казалась разочарованной.

– Ваши тузы выше, чем мои четыре дамы. Я проиграла.

Наваррец перетасовал карты.

– Не расстраивайтесь, мадам баронесса. Вы сама дама всех сердец.

– Принцесса сердец, – поправила его Кори. – Там, откуда я родом, Елизавета Тюдор является королевой всего, включая сердца.

Генрих широко улыбнулся поверх карт.

– Принцесса сердец, дама сердец. Назовитесь как угодно, моя красавица, но вы, видимо, проиграете и эту игру.

– А вы уверены, что не хотите проиграть? – очень серьезно спросила вдруг Кори.

– Когда я играю на пари, я всегда намерен выиграть, – ответил король. – А уж что выйдет, то выйдет.

Мэтью невозмутимо наблюдал за игрой. В комнате повисло напряжение. На этот раз карты были розданы и счет назван так быстро, что он едва успевал следить за происходящим. Про себя он молился, чтобы Кори выиграла.

Если осада не будет снята, ему придется пробираться в Париж тайком, рискуя быть убитым прежде, чем он сможет найти Кэрью. Но если она выиграет, осада будет снята, и найти мальчика будет легче. Как же он мог не желать ее победы?

Наваррец перемешал и раздал карты для следующей игры и положил оставшиеся на стол. Они играли с таким напряжением и сосредоточенностью, что напоминали дуэлянтов, сражающихся не на жизнь, а на смерть. Во второй игре Кори вытащила четыре валета, а Наваррец только четыре восьмерки, и она вырвалась вперед. Когда они начинали игру за взятки, Кори опережала короля по очкам. В результате она выиграла вторую игру и взялась сдавать карты для последнего кона.

– Вы надеетесь выиграть последнюю игру, ваше величество? – спросил Мэтью, не в силах больше выносить напряженное молчание, повисшее в комнате.

– Не могу сказать. Я вручил мою судьбу и судьбу Парижа в руки Фортуны.

Кори объявила, что у нее четыре дамы, и Наваррец вперился взглядом в карты. У него было только четыре валета, так что он проигрывал.

В игре за взятки Кори вела благодаря даме бубен.

Кори сходила тузом. Король уступил взятку. Игра ускорилась, так как оба взяли по равному числу взяток. Мэтью уже не успевал следить за количеством очков короля и считал только очки Кори. Карты у каждого в руках быстро таяли. Наконец, Кори, просияв, положила на стол свою последнюю карту.

Мэтью нагнулся, чтобы посмотреть, какую. Это была дама червей.

– Черт, – пробормотал Наваррец, кладя на стол свою последнюю карту. Это была восьмерка пик.

– Я выиграла! – Кори схватила две последние карты и потрясла их в воздухе, торжествуя. – Осада будет снята! Тысячи людей опять увидят хлеб!

Мэтью откинулся в своем кресле, испытывая глубокое облегчение. Кори выиграла спор. Значит, будет проще спасти Кэрью и Джонатана… если еще не поздно.

Наступила полночь, и Франсуа был доволен. Когда появятся Кавендиши, он использует одну уловку, которая точно сработает. Ему выпала прекрасная возможность снискать милость герцога Майеннского, и он не собирался ее упускать. Как удачно, что он прослышал про беленького английского паренька, слоняющегося по улицам Парижа в поисках своих родственников! Он начал действовать немедленно, и вот в его руках прекрасная приманка для задуманной им ловушки. Да уж, на этот раз он не сплоховал!

Довольный тем, как развиваются события, он ударил по лицу привязанного к стулу мальчишку Кавендиша и усмехнулся, видя, как тот отчаянно пытается сдержать слезы. Очень достойно, но совершенно бесполезно – делать вид, что не боишься. Почему бы не унизиться, не молить о пощаде? История с Молл Дейкинс открыла Франсуа, какое удовольствие доставляет власть над другим существом, перепуганным и беспомощным.

В комнату вошел Джордж Тренчард, внушительный мужчина с седеющими, коротко стриженными волосами, массивным подбородком и серо-зелеными глазами. На нем была дорогая одежда из зеленой парчи, а в речи слышался акцент, но не французский, испанский или итальянский, а странная смесь всех трех.

Пару дней назад, после смерти Ла Файе, будущее Франсуа было неопределенным. Но мальчишка Кавендиш, наивно желавший разыскать своего дядю в осажденном городе, оказался легкой добычей. Этот парень сразу открыл Франсуа возможность поступить на службу к Тренчарду.

– Сегодня ночью мы избавимся еще от двоих Кавендишей, – произнес Франсуа, надеясь угодить хозяину.

– От троих, – поправил Тренчард, обнажая зубы в улыбке, напоминающей скорее волчий оскал. При этом он не посмотрел на слугу. Он редко кого из слуг удостаивал взглядом, предпочитая обращаться к стенке или к окну.

Франсуа решил, что он так ведет себя, потому что занимает высокое положение при испанском короле, и не обиделся. Ему захотелось посвятить хозяина в некоторые подробности своего плана, чтобы тот не отстранил его от участия в деле, а соответственно и от наград.