грабеж лишь усугубил бедствие. К 1571 г. на ладожском посаде было 77 пустых тягловых дворов и только 31 жилой двор.

Аналогичная картина наблюдалась в Кореле и Орешке...

...В дни новгородского погрома через Кирьяжский погост прошел опричный отряд, направлявшийся в Корелу. Из десяти общин погоста только три вовсе не пострадали от опричников. В семи общинах опричные убили 18 тяглых крестьян и многих ограбили. Крестьяне (из 12 дворов) и крестьянские дети-«сироты» (из 11 дворов) бежали из погоста от опричных насилий и грабежа»[215].

Нужно ли далее доказывать, что новгородский поход никак не был связан с политикой или крамолой, а являлся просто грабительским набегом. Историк С.М. Соловьев сравнивал поход на Новгород с Батыевым нашествием. Это слишком мягкое сравнение. Батый был завоевателем и перед штурмом города всегда предлагая жителям покориться и платить умеренную дань. И действительно, города, покорившиеся Батыю, оставались целыми, а жители — живыми. Грозный же действовал как обыкновенный разбойник и отличался от крымских ханов Гиреев лишь тем, что те грабили чужие страны, а Иван — свою собственную.

Из Новгорода царь отправился в Псков. Псковичи исповедывались, причащались и готовились к смерти. По распоряжению воеводы князя Токмакова псковичи встречали Ивана Грозного на пороге своих домов, с женами и детьми, держа в руках хлеб и соль. Завидев царя, все падали на колени.

Псков избежал разгрома. Внятных объяснений, почему Грозный последовательно устраивал бойни в Клину, Твери, Новгороде, Ладоге, Орешке, Изборске и Иван-городе, но пощадил Псков, наши историки дать не могут. Поэтому мне остается лишь верить сказанию, согласно которому при въезде царя в Псков к нему приблизился юродивый Никола и вместо хлеба с солью поднес кусок сырого мяса. «Я христианин и не ем мяса в пост», — сказал царь. На что Никола ответил ему: «Ты хуже делаешь, ты ешь человеческое мясо».

Никола предрек Ивану всяческие беды, если он устроит бойню в Пскове, и якобы у царя немедленно издох его любимый конь. Этот факт является еще одним подтверждением тяжелой психической болезни царя. Однако царские опричники были в здравом уме и за недельное пребывание Ивана в Пскове сумели основательно почистить дома богатых горожан и церкви. Как сказано в летописи, «кроме церковного причта взяли также казну монастырскую и церковную, иконы, кресты, пелены, сосуды, книги, колокола».

Убийств в Пскове почти не было. Всего-то убитых оказалось около 40 человек.

Кстати, стоит заметить, что не злодеи-шведы, а Иван III заколотил «окно в Европу» через Новгород, а его свирепый сын Вася и страшный внук Ванечка заколотили еще и все щели. Много веков Русь общалась с Европой почти исключительно через Новгород и немного через Псков. Немецкие и новгородские суда типа «река-море» ходили из Новгорода до Любека и далее. На западе же поляки, а на юге турки много веков блокировали русскую торговлю с Европой.

Самое удивительное для меня в истории России XVI века — это забитость русского народа и русской аристократии. Столько лет терпеть психически нездорового человека на троне! И ни одного реального заговора, ни одного настоящего покушения на коронованного садиста!

Создается впечатление, что в ряде случаев царь играл в поддавки с мнимыми мятежниками. Например, в октябре 1575 г. Иван устроил очередной фарс — отрекся от престола, а на трон посадил крещеного татарина Симеона Бекбулатовича, потомка касимовских ханов. Иван IV, юродствуя, затем писал челобитные новому «правителю»: «Государю великому князю Симеону Бекбулатовичу всея Русии Иванец Васильев с своими детишками с Ыванцом да с Федорцом челом бьют: что еси государь милость показал». Оперетта продолжалась 11 месяцев, после чего Иван «учинил» Симеона великим князем тверским.

Где и когда была лучшая ситуация для свержения тирана? Церковь тоже была недовольна царем. Кто мешал иерархам объявить, что в Ивана вселился бес и он перешел в басурманство, на отеческий престол посадил татарина-басурмана, ну а сам бежал неведомо куда. Царские воеводы подняли бы стрелецкие полки, князья привели бы из уделов собственные дружины... Вопрос, был ли у Ивана Страшного в такой ситуации шанс уцелеть?

И опять на кардинальный вопрос отвечает сам царь. Осенью 1565 г. Иван Страшный решил построить новую мощную крепость в Вологде — «город... камен и повеле рвы копати и подошву бити...». По замыслу царя, вологодский каменный кремль должен был быть таким же мощным, как и московский.

В Вологду согнали более десяти тысяч ремесленников и крестьян. Сооружение крепости возглавил английский инженер Хэмфри Локк. Закладка кремля была произведена в присутствии Ивана IV 28 апреля 1566 г. Место для кремля было выбрано не в старом центре города, а на холме ниже по течению реки Вологды при впадении в нее речки Золотуха.

По царскому указу Московский пушечный двор спешно отлил 300 пушек для строившейся крепости. Все их доставили в Вологду и свалили в кучу в ожидании окончания постройки укрепления. Пушки охраняли 500 отборных опричных стрельцов.

Как писал Р.Г. Скрынников, «параллельно со строительством крепости власти с помощью английских мастеров приступили к сооружению специальных судоверфей в районе Вологды. Первые суда были «деланы» на этих верфях в 1570— 1571 (7079) гг. Спустя пять — десять лет число их достигло двадцати. Флот, выстроенный в опричнине в разгар Ливонской войны, не имел никакого военного значения. Он состоял из очень крупных речных плоскодонных судов, непригодных для морского плавания. Хорошо осведомленный английский посол Д. Горсей пишет, что царь перевез в Вологду казну и построил много крупных судов и просторных барж, чтобы в случае беды вывезти семью и сокровища в Соловки, а оттуда на английских кораблях в Англию. Местный вологодский летописец подтверждает тот факт, что суда предназначались для отъезда царя в поморские страны.

Строительство судов в Вологде было одним из результатов длительных секретных переговоров с английским послом Т. Рандольфом, начавшихся в феврале 1569 г. в Москве. Царя интересовал прежде всего ответ английского правительства на его просьбу о предоставлении царской семье убежища в Англии. После официальной аудиенции в Кремле английский посол был приглашен к царю для тайной беседы. Глубокой ночью опричник Вяземский провел посла на Неглинную в опричный замок. Посол был переодет в русское платье. Ночное свидание продолжалось несколько часов.

Ответ королевы, переданный Рандольфом, едва ли мог удовлетворить гордого царя. Елизавета отвергла предложенную царем форму соглашения, при которой обе стороны брали на себя одинаковые обязательства о предоставлении убежища другой стороне, и которая не роняла достоинства царя. Посол заявил Грозному, что, по предположению английского правительства, «Дженкинсон не уразумел слов царя» или ошибочно его понял, поскольку