ты с бедою этой справляешься… с властью… Чтоб своими глазами, а не по рассказам потом чужим… Забот-то у тебя теперь во-она сколько! Смотри, совесть не замарай. Власть — она иных ох как увечит, уродует. Ты тут не всякому верь, не каждому душу изливай. Я-то знаю, родной мой, я-то за свой век надивилась. Люди разные, ох, разные бывают. А горе хоть и многоликое, разное, но душу корежит одинаково. Я ведь чего к тебе спешила? Беду свою рассказать. Моя беда — нет большей беды. И мне ты уже не поможешь. А вот других матерей от такого горя уберечь постарайся.

С т а р и к. Ну говори, говори, коль ты не за себя, а за других. Говори уж!..

М а т ь. Одиннадцать сынов я схоронила. Сколько народила, столько и поховала. (Всматривается в Старика.) Как первого хоронила, а он у меня вторым был, так думала — и сама лягу в могилу. А люди дивились. Оттянули от ямки. А потом Гришку схоронила. Тоже убивалась. А люди дивились. Потом война. Пришли враги — и трех сынов, каждый — как тополек… Вывели и перед всеми расстреляли. Мол, партизаны. А меня оставили… На диво людям. Чтоб, значит, дивились на мое горе. Плакала, ой как плакала… Свету белого не видела сквозь слезы. А потом — опять несчастье. И надо же, — в войну выжили, а после войны дома, на своем же огороде, подорвались. Погреб хотели поправить, починить. А там мина была. Подложил кто-то. Полицаи, видать. (Горестно вздохнула.) Десятого — Митю — в позапрошлом схоронила. Люди уже и не дивились. Привыкли. А летом — Степана. Ну этот отмучился, бедный, от старых ран помер. Не плакала. И люди дивились: пошто не плачу? Последний ведь. Вот и пришла я к тебе…

С т а р и к. Горемычная ты моя… (В голосе слеза.)

М а т ь. Вот поговорим, побеседуем, да и жить будем. А куда денешься? Еще ведь дети есть. Хоть и чужие, а дети. И жить надо. У меня вот никого не осталось, а живу. На диво людям живу. И век мне достался такой долгий. Милый! Сейчас ты можешь, ты должен, ты сделай так, чтоб… Мне уж не поможешь, но сделай так, чтоб никому, никогда такое не досталось. Поверь мне, милый, это так больно, так трудно… Проклятая война!

С т а р и к. Хорошо, мать. Вот гляжу я на тебя — больно знакомая личность твоя. (Огорчился за свою плохую память.) А не припомню.

М а т ь. Мать я. А матери — все они похожи одна на одну. Мать я. (Собирается уйти.)

С т а р и к (Дружку). Проводи. Дорогу покажи.

М а т ь. Я сама найду. А ты гляди: хоть и большая опасность поджидает тебя, но ты сделай добро людям. Ждут они от тебя. Надеются. Не обмани! (Уходит.)

С т а р и к. Да-а… Мы иногда говорим: вот если б я был на месте (жест наверх) имярек, то… Да я бы! (Оглядывает свое место.) Ну вот я и на его месте. А что — то? А с чего начать? А что сделать? Как выполнить ее просьбу? Да ведь это и не просьба. Это ведь — кровь из носу, а сделай! А как? Ведь такой маховик раскрутили, что… Как его остановить? С кого начать? Легко сказать: был бы я на его месте. А… А на месте ли я? Вот в чем вопрос. Неужели они там не задумываются: а на месте ли? Втайне спра-ашивают себя! А ответ — еще большая тайна. Упаси бог — показать неуверенность. «Не уверен — не обгоняй». А взялся за гуж…

Д р у ж о к. Серьор Президент! Все министры собрались на аудиенцию.

С т а р и к. Куды, куды?..

Д р у ж о к. К вам, сеньор Президент.

С т а р и к. А кто их звал?

Д р у ж о к. Я. Вчера вы приказали созвать их, чтобы познакомиться.

С т а р и к (вспоминает). Да вчера я сам еще не знал…

Д р у ж о к. Все верно. Потому и позвали всех на прием. А где вы их будете принимать? Здесь? Или туда выйдете?

С т а р и к. Нет, что ты! В коридоре неудобно. Все-таки министры, не бригадиры. Давай сюда. Если кресел не хватит, то… могут и постоять.

Д р у ж о к. Да они все будут стоять. А если захотите кого посадить…

С т а р и к. За что?

Д р у ж о к. Каждый сам знает, за что. Звать?

С т а р и к. Зови, Дружок.

Д р у ж о к (пошел, но у дверей оглянулся, осмотрел — в порядке ли кабинет, и вдруг оценил костюм своего патрона). Только… может… Переодеться бы вам, сеньор Президент…

С т а р и к (осматривает себя). Пожалуй что… Давай, Дружок, что-нибудь к лицу. Соответственно.

Дружок вынимает из шкафа цилиндр, монокль, сорочку, бабочку, фрак. Старик переодевается.

Д р у ж о к. Вот черт побери! Неужели уперли? Штанов нету.

Оба долго ищут брюки в шкафу, в ящиках стола, даже в сейфе.

С т а р и к. Нету?

Д р у ж о к. Нету, сеньор Президент.

С т а р и к. Ерундовина получается. Специально подкузьмили?

Д р у ж о к. Тут могут подвести под монастырь.

С т а р и к (просто). Ну что же, нет так нет. На нет и суда нет. Обойдемся, не в штанах счастье. Я за столом буду, не заметят. Давай их сюды. (Останавливает Дружка у двери.) Слушай, а… министры мне достались все прежние?

Д р у ж о к. Хотите поменять? Можете кого-нибудь и скинуть, для острастки. Я их по кругу пущу, а вы только кивните мне — которого, и я… Молния ударит одного, а боятся все.

С т а р и к. Кошку бьют — невестке намек? Ладно, давай! Ты только называй, который кто.

Д р у ж о к. Ху из ху! Все равно всех не запомните.

С т а р и к. Того военного и по финансам который. В первую очередь с войной надо покончить.

Д р у ж о к. А фотокорреспондентов? Там и кинохроника и телевидение. Их впустить?

С т а р и к (подумав). С телевидения одного впусти. Он и один раззвонит. И фотографа. Пускай для памяти будет. Только скажи ему, чтоб две фотокарточки. Одну себе, а вторую… в наш клуб. Вот смеху будет. Давай! Попробую править. Хе-хе… твою… Государством править! Я! Хм… (Усаживается за столом, напускает на себя важность.)

Дружок запускает круг. На кругу — М и н и с т р ы. Т е л е- и  ф о т о р е п о р т е р ы  спешат зафиксировать это удивительное событие.

Д р у ж о к (представляет Президенту министров). Этот по пенсиям, этот по культуре, этот по мясу и молоку, этот по шерсти и яйцам. По финансам.

Старику чем-то понравился этот министр. Они обменялись любезными улыбками.

Этот по строительству. Этот по разрушению. По купле и продаже. По шпионажу. Без портфеля. Сухопутный. Морской. Дорожный погиб в автомобильной катастрофе. Иностранный поехал в Египет. Это — военный.

С т а р и к. Стоп! Военный министр, ко мне! По финансам и по шпионажу подождите там. А остальные могут идти на службу. Первое дело — война! Ясно? Главное, чем мы должны сегодня заняться, — война. Идите! До вас потом доберусь. (Шуганул их к выходу.)

И будто ветром их сдуло. Теле- и фотокорреспонденты снимают