Мигель торжествующе улыбался.

– Сделай мне кофе, мучача, – ласково сказал он. – И разогрей пиццу, что-то я проголодался…

Потом он жадно ел, а Оксана смотрела на своего защитника влюбленными глазами.

– Они больше не появятся? – наконец, спросила она.

Мигель пожал плечами.

– Посмотрим. Я сказал, что за тебя убью каждого. Их было трое, и двое все хорошо поняли. Но Сезар уже обнюханный, он меня не понял. Сказал, что завтра приедет ночью со своими дружками-бандитами из гаитянского квартала.

– Ой! Что же делать?

Мигель снова пожал плечами.

– Я не оставлю тебя ни на минуту. Будем ждать. Если они придут, я убью всех. Другого выхода нет.

Следующая ночь прошла тревожно. Они закрыли противоштормовые ставни и даже набрали воду в ванну и наполнили ведра – на случай, если подожгут дом. Мигель все твердил, что никому не позволит прикоснуться к ней, что убьет всех, а если понадобится, то лучше убьет ее и себя… Он был очень напряжен и встревожен, эта тревога передалась Оксане, она плакала и пыталась молиться. Она чувствовала себя беззащитной, жалкой в чужой стране, в этом хлипком неприбранном доме, рядом с напуганным мальчишкой, который пытается изображать из себя богатыря. Так чувствовала себя Элли из «Волшебника Изумрудного города», попавшая в центр урагана.

До четырех часов они не спали.

Но никто не приехал.

А в половине восьмого раздался звонок. От таких звонков, когда телефон молчит целыми днями, а потом вдруг взрывается ранним утром, – от таких звонков добра не жди. Они режут, как лезвие ножа, и они не замолкают на десятом гудке, когда ты решаешь не подходить к телефону. Они звонят, звонят, пока ты не поднимешь трубку и не примешь, наконец, дозу горького яда, прописанного тебе неведомым злобным доктором.

Не открывая глаза, Оксана пыталась нашарить рукой телефон и одновременно вспомнить, когда это уже было с ней: полное отчаяние, мокрая от слез подушка – и ранний звонок… Который, наверное, добьет ее.

Но она ошиблась.

– Здравствуй, Барби! Здравствуй, девочка! – почти забытый хрипловатый голос с легким кавказским акцентом ласково ввинтился в ухо, проник в мозг, на миг остановил сердце.

Оксана зарыдала. То ли от пережитого страха, то ли от накатившего облегчения.

– Суренчик, дорогой! Как я рада!

Она вдруг поняла, что говорит по-английски, и рассмеялась сквозь слезы. Мигель проснулся, оторвал голову от подушки и тупо смотрел на нее.

– Кто это? – настороженно спросил он.

– И я рад, Барби, – растроганно произнес Сурен. – Я в Штатах, во Флориде. К полудню буду в Дайтона-Бич, остановлюсь в «Хилтоне». Я хочу тебя видеть, Барби!

Перед глазами словно проплыло сверкающее облако. Сурен здесь! Рядом! Всемогущий! Надежный! Родной!..

– Да! Да! Я тоже хочу…

– Приходи в «Хилтон» в час, тебя встретят. Жду с нетерпением, Барби!

Трубка пикала короткими гудками, но Оксана не выпускала ее из рук, прижимая к груди. Что ж, она как-нибудь доживет до часу дня, она постарается. Время уже пошло, с каждой секундой оно убывает, приближая миг встречи, она готова провожать эти секунды цветами и шампанским и махать им вслед рукой, как отплывающим на Родину кораблям.

– Кто звонил? – снова спросил Мигель.

Оксана обернулась. Что здесь делает этот дикий, невоспитанный пуэрториканский мальчишка? Ну и дурацкий же у него вид. Она едва не рассказала все, ее так и подмывало объяснить этому придурку, растолковать, чем отличается настоящий мужчина от сопливого недоросля, – подробно, с примерами из жизни. Но она вовремя удержалась.

– Это мой дядя из России, – сказала она, улыбаясь. – Приехал проведать меня. Он очень хороший.

Мигель нахмурился и закусил губу.

* * *

Визит в «Козерог» ничего не дал. Юра затолкал в себя две пережаренные сосиски, кое-как осилил полбокала пива, которое вообще никогда не пьет, посмотрел на муляж человеческого черепа с приклеенной бородкой, поговорил с несколькими типами в засаленном камуфляже, отрабатывая легенду «Журналист ищет тему», но в результате вызвал лишь сонно-сдержанное недоумение своих собеседников.

– Леший? Кто такой Леший?

– Да вот же он!

Юра показал на рисованную карандашом портретную галерею: угрюмые рожи в трикотажных шапочках и с черными прямоугольниками на глазах. Один малоузнаваемый рисунок подписан в углу черным маркером: Leshyi.

– А-а-а, это… Не бери в голову. Тут и тебя нарисуют, а напишут – Гоша Куценко. Так что, тебя сразу в кино снимать?

Наливавшаяся пивом околодиггерская молодежь давала прямо противоположную информацию.

– Леший? Да мы с ним весь вечер бухали! Он отлить пошел. Когда вернется? Да как захочет. Может, через пять минут, а может, завтра. Ты скажи, чего надо, мы передадим…

Но отступать Юра не собирался. Журналисты – народ настойчивый, и уж если взялись искать свою тему, то обязательно отыщут. Он сел за компьютер.

В мировой Интернет-сети тема диггерства, как оказалось, была весьма популярна, одних российских сайтов с названиями типа «podzemelye.ru» Юра насчитал больше дюжины. Правда, на сайте МГУ, где и в самом деле прописалась некая группировка из московского «андеграунда», никакой фотки Крюгера, даже краткого упоминания о нем не обнаружилось. Зато упоминался Леший – в одной из баек, выставленной на сайте, на него ссылались, как на какого-то мифического героя: «…Плюк сделал умное лицо и сказал, что этот знак оставил здесь сам Леший, вроде как он первый и нашел этот утопающий в говне бомбарь. На что Сантех резонно заржал, поскольку: а) никто из обитателей нашего тупичка Лешего в глаза не видел, равно как гигантских крыс и пауков; б) если Леший и существует, то ему больше нех делать, как обсерать бомбарь и рисовать на стенках граффити. Ну, поспорили, навешали друг другу на скорую руку, помирились и потопали дальше…»

Более серьезные Интернет-издания… Здесь какую-то часть составляли восторженные интервью с анонимами вроде Крюгера, какую-то часть – откровенно «желтые» статейки о тех же крысах, пауках и всяких подземных ужасах. Были еще материалы о спелеологах-любителях, но те, похоже, котировались как отдельный биологический вид и городскими коммуникациями в принципе не интересовались. Юра выписал себе несколько фамилий журналистов и сел на телефон. Уже через четверть часа он записал в свой блокнот: «Метро „Сокол“, 19.00, Роман. Темно-син. куртка, спорт. сумка».

Журналисты, надо отдать им должное, – народ на редкость коммуникабельный.

– Старик, мне вот-вот на «Добрынинской» быть надо, – сказал Роман, едва они расположились на скамейке в середине перрона. – Чего там надо, говори, только скорее. Ты из «Вечерки», да? Блить, смотрю, морда знакомая. Сидоренко еще работает у вас? Во алконавт, живучий. Я там ответсеком был. Так чего ты хотел? Говори скорее, мне на «Добрынку» во как надо.