– Вы уверены, что она еще там? – быстро спросил Бессмертный.

– Да, уверены! – так же быстро отвечал Сурок. – Мы только не можем понять, как она оказалась ранена.

– Что за рана?

– В левое плечо. Или ниже, мы видели только то, что плечо перевязано. Видимо, француз и кроме нас имеет врагов – на эту парочку напали, немку ранили, а он увернулся.

– Допустим, – пробормотал Бессмертный. – Но вернемся к вашему прыжку во двор. Итак, вы упустили девицу, и она, увлекаемая французским мазуриком, исчезла за сараем. Вы в этом уверены?

Сурок задумался.

– Славный вопросец… – пробормотал он. – Сейчас я и сам не уверен, что француз проволок ее за руку через весь театр.

– Могло ли быть так, что она прижалась в углу, а вы бодро проскочили мимо, не сообразив, что топот производят всего две ноги, а не четыре?

– Не топот, а грохот, господин Бессмертный, – поправил Артамон. – Я ведь выскочил из окна следом за Сурковым и ворвался в театр разом с ним. И я дважды ухватил треклятого француза!

– И он дважды вывернулся?

– Сам не ведаю, как это произошло.

– Вы за что его хватали?

С дядюшки моего сталось бы ответить с моряцкой лаконичной пикантностью, но он сдержался.

– Вы хватали его за плечо, я полагаю. И рука ваша не нашла, во что вцепиться?

– Я ж говорю – изворотлив, скотина французская, как угорь!

– Благодарю вас, Вихрев. Теперь повторите еще раз вашу историю, Морозов, – почти любезно предложил мне Бессмертный.

Я рассказал, как вышел из дому и увидел мусью Луи в глубине Малярной улицы. Затем поведал и о том, как пытался задать ему вопрос, а он сбежал. И, наконец, вспомнил свои сомнения – как ему удалось столь быстро и бесшумно выскочить из театра и кого он ждал в темноте?

– Сомнительно, чтобы Эмилию, – завершил я. – Ей бы следовало как можно скорее вернуться домой, чтобы присутствовать при поднявшейся суматохе с невинным и заспанным видом. Ведь вещи ее вряд ли были собраны, чтобы подхватить узлы и убежать, так что ей пришлось притворяться до последней минуты. А когда наступит эта минута – француз знать не мог.

– Совершенно верно, Морозов. А теперь делаем вывод. Вы, Сурков, и вы, Вихрев, гонялись впотьмах отнюдь не за французом. Француз был в расстегнутом гаррике с многоярусным воротником. Почему расстегнутом? Потому что лето и гаррик надет с целью спрятать фигуру, не более. Если бы вам, Вихрев, подвернулось под руку плечо, на котором трепыхаются три или четыре слоя плотной материи, вы бы уж в этот гаррик вцепились мертвой хваткой. И он остался бы у вас в руках.

Артамон уставился на свои здоровенные, совершенно не аристократические ручищи, словно спрашивая: как же так?!

– Вывод! С Эмилией любезничал отнюдь не ваш француз. И тут у нас две возможности. Либо с немкой ночью встретился, пройдя через театр, сообщник француза, а тот ждал его в темном переулке, либо француз тут вовсе не при чем…

– Как это не при чем?! – завопили мы нестройным, но вдохновенным хором.

– Вернемся к тому вечеру, когда неизвестный злоумышленник зарезал Анхен. Морозов, расскажите по порядку.

– Извольте! – с большим неудовольствием выпалил я. – Я провел вечер у госпожи Филимоновой. Француз, коего мы полагали француженкой, был дома, одетый в женское платье и даже в чепце, прикрывавшем его короткие волосы. Затем я пошел прочь. Шел я не спеша, но и не лениво. Человек, знающий город, мог легко меня обогнать. Когда я прибыл на Малярную улицу и в темноте поднялся к себе в комнату, на лестнице я нашел мертвую Анхен, Царствие ей Небесное… А перед тем убийца, выскакивая из дому, едва не сбил меня с ног.

– Долго ли она пролежала там?

– Как я это могу знать?!

– Врачи умеют определять время смерти по окоченелости или мягкости членов, но вы не врач, – проговорил Бессмертный так, словно я был в этом виноват. – Вы исходили из того, что убийца пырнул женщину ножом и кинулся наутек. Я же допускаю, что он отважился еще и обыскать вашу комнату. Он знал, что никто в это время не станет подниматься по лестнице, ведущей к вашей двери. Возможно, он искал ценности. А возможно – ваши переводы. Вы ведь переводили для Шешукова многие документы с немецкого языка?

– Ч-черт! – зарычал Артамон. – Это вы к чему клоните?

– К тому, что война, господа. И противник наш хитер, – отвечал Бессмертный. – Далее! Мы предполагаем, что у мусью Луи был сообщник. Этот сообщник мог прекрасно забраться к вам в комнату, Морозов, пока вы беседовали с госпожой Филимоновой, а мусью Луи мог действительно пойти за вами следом – но для того, чтобы дать сообщнику знак, предупреждающий о вашем приходе. Скажите, когда вы снова попали к себе в комнату после того, как обнаружили на лестнице Анхен?

– Утром, – нахмурился я. Мне совсем не хотелось вспоминать лица моих дорогих соседей, обвинявших меня в убийстве, и ночлег в подвале, возле исторической стены.

– Стало быть, вы понятия не имеете, была ли она во время преступления открыта или заперта?

– Не имею, – согласился я. – Я оказался там только утром.

– И что дверь? Была она заперта? Или открыта?

Я задумался и похолодел. Именно этого я не помнил! Я был так погружен в размышления о своем горестном положении и о смерти Анхен, ночь в погребе так угнетающе на меня подействовало, что я нажал дверную ручку, как теперь говорят, машинально, а вставлял ли ключ в скважину – не мог бы сказать и под пыткой.

– Как будто человек, которого обвинили в убийстве, способен замечать двери! – воскликнул мой дядюшка.

Он искренне желал прийти мне на помощь, но сподобился лишь косого взгляда. Бессмертный посмотрел на него, прищурившись, как если бы подначивал: а ну, давай, еще покричи!

– Но как мусью Луи мог подать сообщнику знак, если сообщник был в комнате, окнами обращенной во двор? – спросил Сурок, не столь бурно воспринимавший все реплики Бессмертного, однако старательно осмыслявший их.

– Не забывайте, что эти господа попадали во двор через театр. Он мог пробежать во двор и хотя бы свистнуть. Но мне кажется, что француз там в ту ночь не появлялся. Почему? Потому, что если бы он пришел дать знак и пришел через театр, то сообщник убрался бы тем же путем, а не выскакивал на Малярную улицу. Возможно, вход в театр был попросту заперт. Если мы узнаем, господа, почему убийца не воспользовался этим входом, то многое прояснится.

Мы переглянулись. Пока что все было складно.

– Нужно как следует допросить сторожа Фрица, – продолжал Бессмертный. – Пусть растолкует, когда его заставили держать двери на запоре и как вышло, что он начал их снова отворять. А до того – никаких демаршей и поползновений на вашего мусью Луи! Почему? Потому, что вы своими маневрами можете его спугнуть. А он, не забывайте, слишком близок к госпоже Филимоновой и может в отместку доставить ей немало неприятностей. Но одно меня все же утешает…