У дверей ее комнаты стояла Чернушка. Она увидела меня и бросилась мне на шею. Муж мой! – прошептала она в ухо. – Я хочу тебя. Я ждала тебя.

– Почему здесь?

– А где еще тебе быть? – отстранилась Чернушка. – Ты помогал нашей дворфе. Получилось?

– Скорее да, чем нет, – ответил я. Взял ее на руку и унес в свою комнату. Вышли мы уже поздно. И только потому, что у меня в душе забил колокол тревоги.

– Шиза в чем дело? – спросил я, сбитый столку. Что случилось?

– Не знаю Виктóр… – ответила мой симбиот. – Но чувствую нужно идти к гадалке.

– К гадалке? Ты это серьезно?

– Более чем Виктор.

– Мда... И где нам ее взять? Эту гадалку?

– Поспрашивай, в деревнях обычно живут такие старухи.

– Дожился, – проворчал я, – к гадалкам хожу. Вот это божок.

Я нашел Лию, в птичнике она могла знать о таких старухах. Но Лия отмахнулась и отправила меня К Бурвидусу. Мол это он собирает всякие сплетни и слухи. Я несколько раз окинул дворфу внимательным взглядом, не нашел в ней ничего необычного. Лия продолжала быть все такая же деятельная и решительная. Это у нее в характере, потому и сына старейшины зарезала. – Ладно. – Пожал я плечами и пошел туда куда послали - в тюрьму, собирать слухи и сплетни

– Вижу, Бурвидус, ты в прижился в тюрьме, – произнес я, разглядывая как дворф уминает пироги с барского стола и запивает вином. Вид его выражал полное довольствие жизнью. Ешь, пей, спи и ничего не делай.

Появился я в его камере мгновенно. И он чуть не подавился куском.

– Милорд!.. Кх.. Крх. Вы сами меня сюда посадили. Э-э. Кх. Как вы здесь...

– Я это помню, Бурвидус. – перебил его я. – У нас новости. Лианора выздоровела.

– Не может быть! – воскликнул пораженный дворф. Правда?

– Правда и тебя отсюда выпустят… Но… Но то что происходило с твоей невестой не должны знать она сама и другие. Ты понял меня?

– Вот вам мое слово, пусть мне отрежут язык если я проболтаюсь. Никому не скажу! И даже своей рыбке тоже.

– Хорошо Бурвидус. Теперь скажи у нас где-нибудь по близости гадалки живут?

– Гадалки ? – задумался дворф. – Не знаю на счет того настоящая она или нет, но говорили бабы, что у вашей служанки Соломеи мать ворожея.

– У моей служанки? А что есть такая? – удивился я.

– Конечно милорд. А кто по вашему убирает ваш кабинет и вашу комнату?

– Не знаю. Я там редко бываю.

– Ну вот поэтому и не знаете.

– Ладно, оставим мои знания в покое. Ты знаешь где живет эта ворожея?

– Рядом, в деревне у леса. Там еще рынок для проезжих и трактир. Вот она в трактире и работает, поварихой.

– Пошли, – приказал я, – покажешь ее мне.

Дворф с сожалением поглядел на стол, где остался его обед и поплелся за мной следом.

На мой стук в двери открылось окошко и стражник увидев меня упал без чувств. За дверью раздался топот. С шумом открылась дверь в камеру и начальник караула запинаясь стал докладывать. – Вашмисть!… Ни сном, ни духом…

– Хватит. Я знаю, что вы не виноваты. – остановил его я. – Никому не рассказывайте, что видели меня здесь. Бурвидуса я освобождаю.

Трактир меня приятно удивил. Здесь не было чадного дыма. От печи на кухни не пахло горелым мясом, прогорклым пивом не тянуло от стойки и не носились роем мухи.

Опрятная девушка в белом переднике быстро подбежала к нам и спросила, – что господа будут заказывать.

– Что делать, милорд, – понял мой недоуменный взгляд Бурвидус. – Вас тут не знают. Редко бываете… – Произнес он и отвернулся.

Я понял его затруднения. Действительно странно, что поданные не знают своего сеньора.

– Это его милость граф Тох Рангор, – помог девушке и мне дворф. – Позови сюда мать твоей подружки Соломеи.

В ту же секунду девушка бухнулась на колени. – Ваша милость, не погубите! – Запричитала она и стала обнимать мои ноги. Из глаз крестьянки текли крупные слезы. Я понимал ее ужас - не узнать своего сеньора для крепостной девушки означало быть засеченной на площади насмерть. Но я то не такой. А она то этого не знала. Из-за стойки к нам спешил дородный с окладистой бородой мужик. Он тоже упал на колени и пополз ко мне непрестанно кланяясь и стуча лбом в пол.

– Ваша милость, смилуйтесь… включился он в хор мольбы.

Понимая что они просто объяты ужасом и так стонать будут долго, я пошел на решительные меры. Тут главное не дать слабину. Крестьяне они обладают свойством характера бояться господина и презирать его если он покажет слабость. Я стукнул кулаком по столу и рявкнул. – Хватит! – И видимо неосознанно подпустил немного страха в атмосферу. Хозяин трактира и деваха потеряли сознание и остались лежать на полу. А Бурвидус сполз на пол и тоже встал на колени.

– Бурвидус сядь, – приказал я. – Или лучше позови сюда мать служанки. Дворф вскочил и с выпученными глазами словно его запустили из рогатки, полетел быстро переставляя короткие ножки к кухне. Вскоре он волочил от туда полуобморочную полную женщину. За ее ноги цеплялась девочка лет двенадцати и голосила на весь трактир. Все посетители что были в тактире, мгновенно исчезли с началом представления.

– Теперь слухи о жестоком и ужасном сеньоре разлетятся по окрестностям, – смеялась внутри меня Шиза. – Как же с тобой интересно.

Повариха притащенная дворфом увидела лежащих без памяти людей и тоже присоединилась к ним. Ее крепко обнимала и выла словно волчица, девочка. Страшно, дико и безнадежно.

– Тьфу, – сплюнул я. – Смешно ей. Делать что?

– Не знаю, – ответила хохотушка. При этом она была немного осоловелая, блуждая где-то далеко. – Но думаю у тебя все получится. – Шиза ушла. Я поглядел на стоявшего, выпятив брюхо вперед словно солдат Швейк, дворфа. Он пожирал меня преданным взглядом и я понял что дай ему команду, он подожжет этот трактир вместе с его работниками.

– Бурвидус хватит изображать истукана. – проворчал я. – Мне нужно поговорить с этой ворожеей. Сделай что-нибудь.

– Его милость проявил ко всем великую милость! – Заорал дворф. – Вы все прощены! Благодарите его милость. – закончил довольный дворф.

Его крик пробудил к жизни всех потерявших сознание и началась вторая часть «марлезонского балета». Пришедшие в себя служители пива и пирогов, обливаясь слезами благодарности, стали воздавать мне хвалу и целовать сапоги. Дворф довольный что угодил мне, важно качал головой.

Я не слушал, что они говорили, я с ненавистью смотрел на дворфа. Этот балаган мог продолжаться вечно. Он правильно понял мой взгляд и струхнув, остановил проявления верноподданнических чувств четверых (чудом оставшиеся живыми по их мнению людей), которым не посчастливилось повстречать меня.