Поднявшись на ноги, Сакерсон поиграл могучими мускулами. Склонив голову набок, он коснулся мяса кончиком носа и осторожно взял его зубами. Потом опять сел и принялся задумчиво жевать его. Выплюнув длинную кость, он смахнул ее на солому, и тогда Бесподобный подал знак к выходу. Он вытащил еще один кусок мяса из сумки, и Сакерсон посмотрел на него. Медведь мог быть на редкость проворным, когда дело касалось еды. Встав на четыре лапы, он поднял взгляд на парней Бесподобного, манивших его оленьим бедром.

– Вези меня наверх, – в мгновение ока Бесподобный вскочил на спину медведя. Сакерсон, повернув шею, пытался увидеть, что произошло, но в конце концов предпочел спокойно жевать мясо.

– Присоединяйся ко мне, – предложил он Шэй, как будто они праздно обсуждали очередную сцену, – наша публика ждет.

– Твоя публика. Я покончила с выступлениями.

Бесподобный надул щеки и с шумом выпустил воздух.

– Да ладно. В этом сценарии осталась всего пара страниц. Разве тебе не хочется увидеть, чем дело закончится?

Он сжал каблуками медвежьи бока, словно пришпоривал лошадь. Выехав на холодную улицу, он прищурился, глядя на заиндевевшую дорогу. Сакерсон дважды чихнул – хрипло пролаяв, – и Бесподобный закачался на его спине.

– Вот, молодец, пойдем погуляем, – его руки, как в любовном объятии, обхватили медвежью шею.

Парни обступили медведя, а Шэй вдруг вспомнила о королеве и ее придворных. Она постояла в дверях, щурясь от яркого света. Голодные чайки кричали на нее, требуя кормежки. Она пошла в другую сторону, обратно к реке, решив посмотреть, там ли еще торговые суда; Бланк мог посоветовать ей, что делать.

Шэй впервые видела на реке такое затишье. Движение лодок полностью прекратилось, остановились даже лопасти водяных мельниц. Большие, размером с ковер, льдины лениво сталкивались в волнах прилива. Шэй спустилась к воде. Группа мужчин пряталась у выступающего в реку причала. Люди в черном кожаном облачении разглядывали какую-то карту. Она обратила на них внимание, только когда один из них вздрогнул, услышав ее шаги. Он пригляделся к ней, а затем, отвернувшись, принялся что-то быстро говорить своим спутникам. Наверняка они были людьми Гилмора. Как можно незаметнее она пустилась наутек, опять прошла мимо медвежьей ямы, а затем уже последовала прямо за гомонящей процессией Бесподобного. На кладбище Кросс Боунс она рискнула оглянуться. Они следовали на некотором отдалении и смотрели только на нее, хотя зрелище Бесподобного верхом на медведе выглядело гораздо более привлекательно. Опять сгрудившись в стороне, они что-то обсудили, а затем разделились на две группы. Одна компания двинулась к реке, а другая – последовала за ней. Шэй неохотно присоединилась к этому парадному шествию.

В Саутуарке царил хаос. Мальчики спали в дверных проемах, а улицы были заплеваны блевотиной. Вороны клевали съедобные остатки, наскакивая друг на друга и устраивая перепалки из-за добычи, а высоко в пустом небосводе в ожидании кружили ястребы. Она пригляделась к ним, но Деваны не обнаружила. По мере продвижения процессия становилась все более многолюдной. Вестовые колотили в барабаны, окна распахивались, и от пьяного забытья пробуждались новые зрители. Время от времени Бесподобный бросал назад пригоршни монет, отчего у шествия вырос длинный детский хвост. Шустрые дети ловко проскальзывали между мужчинами, а спавшие прямо на улице подмастерья, встрепенувшись, сразу присоединялись к процессии, ни о чем не спрашивая. Гром барабанов, рев труб и звон падающих монет. Случайные рычания Сакерсона сопровождались неистовым вороньим карканьем.

Люди Гилмора подошли ближе. Теперь она узнала их, разглядев выражение лиц. Протиснувшись к голове процессии, Шэй оказалась так близко к Бесподобному, что, когда Сакерсон, задрав ногу, выпустил дымящуюся дугу мочи, уловила ее едкий запашок. Осмелятся ли эти преследователи схватить ее здесь? Она сомневалась. Подмастерья время от времени, хлопая ее по спине, взывали: «Спой нам песню, Воробей!» Пусть в драке они могли быть слабыми противниками, зато на их стороне была многочисленность и необузданность. Люди Гилмора предпочли подождать.

Заколоченные двери таверн уже успели вскрыть, и шедшие в сторону запада улицы превратились в полосы препятствий, покрывшись черепками пивных кувшинов. Зрители подходили с боковых улиц, а приближенные Бесподобного украшали их одежды красными крестами.

– Красный крест означает, что ты помер. И ты. И ты, – несмотря на подобные пояснения, вокруг царила праздничная обстановка. Дети хихикали, когда на них малевали кресты, носились кругами и падали в грязь с воплями: «Я помер. Я помер». Капающая краска смешивалась с черной грязью. Белые лица, красные кресты. Шэй не узнала ни души. Не напоминало ли это безумие военный поход?

На запад, на запад, на запад. С народного востока, на королевский запад. Следуя за призывными звуками барабанов и труб, толпа взбиралась на холм. И Шэй внезапно догадалась, где должны состояться Сатурналии.

43

Парижский сад. Само собой разумеется. Единственное место на южном берегу реки, где развлекались все господа. Это грандиозное заведение предоставляло возможность познать прелести жизни Саутуарка, не запачкав ног. Шлюхи Парижского сада хвалились тем, что купались по два раза в день, а их бойцовые петухи клевали зерна с серебряных подносов. Шэй еще не приходилось бывать там. Она прошла через колонный вход, где ливрейные лакеи обычно прогоняли таких оборванцев, как она, и заметила у реки частную пристань, где высаживались с лодок компании господ. Но сегодня двери стояли широко распахнутыми, а на фасаде здания намалевали тридцатифутовый красный крест.

Толпа, подобно приливной волне, внесла ее в Большой зал. Его прибрали и небрежно побелили. Краска, капая с изысканных канделябров, придавала портретам на стенах вид призраков. Бесподобный и Сакерсон расположились в дальнем конце зала на грубо сколоченной сцене. Фоном им служила нарисованная карта города. На ней изобразили контуры каждого богатого дома к северу от реки. Южная сторона оставалась пустой.

Бесподобный восседал на шатком троне, уткнувшись подбородком в рукоятку длинного деревянного меча. Процессия значительно выросла, и отставшие все еще напирали сзади. В зал постепенно набилось столько народа, что Шэй уже чувствовала себя стиснутой со всех сторон. Одна из самых низких в той толпе, она утыкалась носом в плечи и спины парней. Теснота породила в ней ощущение клаустрофобии, подобное страху перед сценой, не имевшему выхода, и тогда она издала истошный крик.

– Воробей, воробей, воробей! – ответил ей нестройный хор, чьи-то руки мгновенно подхватили и подняли ее. Подмастерья передавали ее вперед с рук на руки с такой осторожностью, словно посылку с обещанием двухпенсовика сверх обещанной оплаты, если доставят ее в целости и сохранности. Один из парней поставил ее на край сцены, где