* * *

Эберхард фон Закинген обглодал куриную ножку и бросил кость в угол.

— Врачевательница, значит, — пробормотал он. — Интересно. Ты знаешь, где она научилась мастерству целительницы?

Его собеседник, крестьянин из Гульбена, деревушки неподалеку от заброшенного хутора, запустил грязную пятерню в волосы и почесал затылок. В ходе расследования фон Закинген пригласил его на кружку вина в трактир «Бражник».

— Ну, этого я не знаю, — жуя, пробормотал крестьянин.

— А кто знает? — Фон Закинген жестом подозвал служанку, и та поспешно поставила на стол еще один кувшин вина.

Завсегдатаи «Бражника» были не самой приятной публикой, но обслуживали тут быстро, еда была сытной, а вино — вкусным.

Крестьянин опять почесался. Фон Закинген едва сдержался, чтобы не ударить его по руке. Одежда крестьянина кишела вшами.

— Думаю, никто не знает, что она за птица, — протянул крестьянин. — Однажды появилась в наших краях, и все тут. Ида пришла с ней в деревню покупать колбасу. Гензель как раз свинью зарезал. Когда ж это было? На Иоанна Предтечи, выходит. «Это Мехтильда, наша новая служанка», — сказала Ида. Я тогда об этом не задумался как-то. Хотя удивился, конечно. Откуда у Германа деньги на служанку? А что Мехтильда во врачевании разбирается, мы узнали после нападения на караван.

— Тогда она спасла купцов, — кивнув, сказал фон Закинген.

— Точно.

— А больше ты о ней ничего не знаешь? — Фон Закинген вытащил из миски очередную ножку, осмотрел поджаристую золотистую корочку и с аппетитом принялся за еду.

Крестьянин отхлебнул вина.

— Ничего, господин. — Он жадно смотрел на миску.

Фон Закинген придвинул к нему еду.

— Налетай.

Мужика упрашивать не пришлось. Левой рукой он схватил бедрышко, правой — крыло и впился в нежное мясо гнилыми зубами. Фон Закингена затошнило от этого зрелища, но глоток вина помог побороть отвращение. Подождав, пока крестьянин доест, он продолжил расспросы:

— А что о ней говорят?

— Болтают, будто она чародейка. Ведьма. Видели ее волосы, господин? Рыжие. Прям огненные. А на солнце они светятся.

Мужик, сидевший за соседним столиком, пододвинулся к ним. Судя по виду, он был ремесленником, работал с кожей. Может, пояса делал. Или седла.

— Я сам видел, господин, — заговорщически прошептал он. — Когда она из дома кузнеца выходила, ее волосы светились подобно солнцу. — Он говорил так тихо, что фон Закинген почти ничего не понимал. — Она в сговоре с дьяволом, вот что я вам скажу. От него у нее эти ведовские силы.

Фон Закинген встал. Он услышал достаточно, у этих суеверных дурачков ему больше ничего не узнать, разве что сплетни о поразительных способностях Мехтильды. А это ему ничем не поможет.

Он бросил пару пфеннигов на стол.

— Выпейте за мое здоровье.

На улице прохладный ночной ветерок ударил ему в лицо. Фон Закинген посмотрел на север, где вдалеке возвышалась черная гора Эгис. Где-то там на соломенной лежанке спала Мехтильда. Фон Закинген сжал кулаки. Эту девчонку окружала какая-то тайна, в этом сплетники не ошибались. Но тайна ее заключалась не в том, что она ведьма или вступила в сговор с дьяволом. В такую чушь фон Закинген не верил. Он был уверен, что ее тайна куда приземленнее. И в чем бы она ни состояла, фон Закинген это выяснит.

* * *

Как быстро пролетело время! Еще вчера стояло лето, а уже сегодня над полями поплыл туман, кроны деревьев окрасились золотисто-желтым, а в воздухе запахло зимой. Дрожа от холода, Мелисанда умылась, чтобы поскорее проснуться, оделась и вышла за дверь. Пахло свежей листвой и дымом. Девушка собиралась пойти в сарай подоить коз, но тут ее взгляд упал на стену рядом с дверью. Она привыкла к виду этой стены: облупившаяся краска, слой пыли и грязи. Но Мелисанда не ожидала увидеть рисунок на стене — сейчас там красовалась уродливая жаба с огромными глазищами и омерзительными бородавками. И жаба была не коричневато-зеленой, какой сотворил ее Господь, а багровой, точно ее нарисовали кровью.

Мелисанда огляделась в поисках обидчика, но никого не было видно. А ведь нарисовавший жабу должен был находиться где-то рядом, краска еще не высохла. К тому же никто не смог бы сделать такой рисунок в темноте. Кто-то был здесь, был так близко, что только тонкая стена дома разделяла их, стена и дверь без засова. Кто бы это ни был — он мог войти в дом и задушить Мелисанду во сне, а она даже не поняла бы, что происходит. Мелисанда вздохнула. Наверное, вести о ее талантах врачевательницы вышли за пределы Ураха. И хотя никто еще не додумался связать разбирающуюся во врачевательстве служанку с хутора Вайгелина и палача из Эсслингена или пропавшую Мелисанду Вильгельмис, ей все равно угрожала опасность. Жаба была символом ведовства и демонопоклонничества, и Мелисанда знала, что скажут о ней люди. И как она могла быть столь неосторожной!

На хуторе стало небезопасно. Да и вообще где бы то ни было еще. Пока ей приходится скрываться от Оттмара де Брюса, она нигде не будет в безопасности. И был только один способ все изменить.

Мелисанда сходила в дом и принесла таз с водой. Одним движением она выплеснула все на стену. Вниз потекли багровые разводы. Девушка взяла тряпку и принялась стирать рисунок. Она носила ведро за ведром от колодца и остановилась, только когда пальцы свело от холода. В рисунке уже нельзя было разобрать жабу, но следы алого на стене остались.

Мелисанда устало села у колодца. Нельзя рассказывать о случившемся Иде и Герману. Не нужно беспокоить стариков. И не нужно подвергать опасности этих добрых людей, принявших ее, как родную дочь. Мелисанда надеялась хотя бы провести зиму у Иды и Германа, а потом строить планы на будущее. Но эта жаба на стене была предупреждением: у нее нет времени, ее дни на хуторе сочтены.

Мелисанда вспомнила о ткани. Вчера она помогла жене ткача, упавшей с лестницы. За это супруг пострадавшей подарил ей четыре локтя темно-зеленой шерсти на платье. Ткань была слишком дорогой, чтобы принять ее как оплату за услуги. Слишком дорогой, чтобы простая служанка могла носить сшитое из нее платье. Но ткач ничего не хотел об этом слышать.

— Зеленое платье будет отлично сочетаться с твоими рыжими волосами, — сказал он. — Подожди немного, дитя. Все юноши города будут у твоих ног, и ты оглянуться не успеешь, как выйдешь замуж за какого-нибудь ремесленника. Не можешь же ты вечно сидеть у этих стариков!

Мелисанда тогда смущенно потупилась и поблагодарила доброго ткача. Ей вспомнился Адальберт, мужчина, за которого она хотела выйти замуж. И в котором так быстро разочаровалась. Потом ее мысли приняли другое направление, и образ Адальберта сменился воспоминаниями о купце из Ройтлингена, Венделе Фюгере. Удивительно, куда человека могут завести мечты! Мысленно обозвав себя дурой, Мелисанда отправилась домой. Шерсть ей пригодится. Если придется снова пуститься в бега, то все станут искать молодую девушку. Значит, чтобы спрятаться, ей придется опять переодеться мужчиной. Сегодня же вечером, покончив с домашними делами, она сошьет себе мужское платье.