Получив ответ, Морган собрал всех пиратов и спросил, хотят ли они отдать свою добычу в обмен на свободу или готовы биться за то и другое. Пираты уговаривали Моргана сделать адмиралу следующее предложение: они согласны очистить Маракайбо, не причиняя городу вреда и не требуя за него выкупа, и отпустить всех пленных, половину невольников и всех заложников, взятых из Гибралтара, тоже без выкупа. Дон Альфонсо дал флибустьерам два дня срока для принятия первоначальных требований, угрожая расправой.

Морган приказал связать и бдительно стеречь пленных, заложников и невольников, собрать смолу, деготь и серу, какие можно было найти, весь лишний порох и переделать одно из самых больших судов в брандер. На него перенесли все горючие материалы и утончили борта корабля. На палубе установили колоды в напяленной на них одежде, нахлобученных шляпах, с ружьями, саблями и знаменами, так что они издали походили на людей. В бортах прорубили несколько отверстий, в которые выставили вместо пушек раскрашенные чурбаны, на главной мачте подняли большой английский флаг. Этот корабль должен был открывать строй. На следующем за ним судне находились пленные мужчины, на другом — пленные женщины со всеми похищенными драгоценностями; остальная добыча была распределена по другим кораблям. Перед отъездом все флибустьеры поклялись Моргану сражаться до последней капли крови и не просить пощады.

Испанский адмирал проявил поразительную беспечность, не выполнив своей угрозы и не напав на флибустьеров по истечении срока ультиматума. Прошло целых шесть дней, пираты успели подготовиться и 30 апреля 1669 года, еще до восхода солнца, сами двинулись навстречу испанцам. Адмирал, чей корабль находился на самой середине узкого канала, поспешно стал готовиться к встрече и спокойно подпустил брандер, считая его флагманом. Но этот корабль приближался без единого выстрела, а его палуба в предрассветном полумраке казалась усыпанной множеством народа. Адмирал решил, что флибустьеры собираются идти на абордаж, велел прекратить стрельбу и приготовиться к отчаянному отпору. Свою ошибку испанцы заметили лишь тогда, когда брандер подошел слишком близко и остановить его было уже нельзя. А ведь за два дня до этого беглый негр предупредил дона Альфонсо, что пираты сооружают брандер, но тот не поверил, что у них «хватит на это ума». Флибустьеры прицепили брандер к испанскому флагману и тотчас попрыгали в лодку, которая поспешно удалилась. Адмирал приказал отряду испанцев перейти на брандер, срубить мачты и, если можно, не давать пламени вспыхнуть, но деятельные враги опередили его и подожгли судно перед тем как его покинуть. Адмиральский корабль в одну минуту оказался объят пламенем и с большей частью экипажа ушел на дно. Многие испанцы бросались в море, стараясь вплавь достигнуть берега, но им это не удавалось. Флибустьеры предлагали им свою помощь, но все испанцы от нее отказались; адмирал спасся на шлюпке. Второй испанский корабль после слабого сопротивления был взят на абордаж. Экипаж третьего корабля, не дожидаясь нападения, перерубил якорные канаты и устремился к крепости, под стенами которой сам потопил свой корабль. Всё это совершилось в течение часа. Флибустьеры одержали решительную победу, не потеряв ни одного человека. Воодушевившись, они вздумали штурмовать саму крепость — не ради добычи, а чтобы выказать свою доблесть, но испанцы под началом только что разбитого адмирала защищались так отчаянно, что пираты, не имевшие ни пушек, ни осадных лестниц, должны были отступить, оставив на месте три десятка человек убитыми и унеся с собой сорок раненых. Тем временем Морган узнал от пленного испанского штурмана, что на потонувшем корабле находилось 40 тысяч пиастров — монетами и серебряными слитками. Капитан флибустьеров отрядил один из своих кораблей для спасения груза, и тому удалось поднять две тысячи фунтов серебра слитками и пиастрами…

Чтобы осуществить невероятное, у человека должна быть цель. Что-то должно вести его за собой, толкать вперед, заставляя не останавливаться, не поворачивать назад или, наоборот, сопротивляться из последних сил, сжав кулаки, стиснув зубы. Сосредоточив свое внимание на «пенителях морей», мы порой забываем о тех, кто им противостоял. Это были люди, дорожившие своей жизнью и имуществом, нажитым тяжелым трудом. Кто захочет по доброй воле расстаться с ним, отдав разбойникам? В этом противостоянии всё решала сила — не только и не столько физическая, сколько моральная. Победителем, как правило, оказывался тот, кто одерживал прежде всего психологическую победу. Иногда одна лишь черная слава жестокого пирата заставляла сдаться без боя его перепуганную жертву, а порой налетчики уходили ни с чем, столкнувшись с твердой решимостью сопротивляться, — слишком уж несоразмерными были ставки на кону.

В начале января 1688 года 284 пирата, возглавляемые бывшим соратником Олоне Пьером Пикардийцем (в литературе его еще называют капитаном Пикаром), после нескольких лет морского грабежа вдоль тихоокеанского побережья решили пройти через Панамский перешеек. Однако когда разведчики сообщили, что поблизости находится отряд в шесть тысяч испанцев, большинство пиратов отказались идти дальше. Только 18 (!) смельчаков продолжили путь на свой страх и риск. Через несколько дней они внезапным натиском захватили город Чоултек, четыре сотни жителей которого не оказали им ни малейшего сопротивления. После этого остальные пираты присоединились к своим отчаянным товарищам. Чтобы отрезать себе путь к отступлению, корабли сожгли, а добычу поделили: каждому досталось около двух тысяч пиастров — немалая сумма.

Что значит идти через джунгли? Пробивать себе дорогу с помощью мачете, обливаясь потом и задыхаясь во влажной духоте. Страдать от укусов насекомых, нехватки воды и пищи. Дрожать за свое добро, не доверяя спутникам. Опасаться нападения хищных зверей, индейцев и испанцев. Стараться верить капитану, обещавшему, что выведет к морю, — и бороться с сомнениями, потому что привык не верить никому, а этим чертовым джунглям конца-краю не видно…

Местные жители поджигали траву и устраивали завалы, отгоняли скот вглубь страны, оставляя пиратов без продовольствия. Мясо, которое они несли с собой, протухло, мушкеты заржавели, так что охотиться было невозможно. Однажды пираты наткнулись на заслон: испанцы преградили им дорогу. Отступать было некуда. Ночью флибустьеры вскарабкались по практически отвесным скалам и с рассветом напали на врага с тыла, уничтожив почти весь отряд из нескольких сотен человек. На шестнадцатый день похода пираты вышли к реке Магдалене, порожистой, с множеством водопадов. Сплавлялись в бочках и наскоро сколоченных коробах, ежедневно теряя в бурлящей воде несколько человек и драгоценные мешки с пиастрами. Только в конце февраля пираты достигли широкой и ровной части реки, построили несколько лодок и к 9 марта добрались на них до устья. Вскоре их подобрал английский корабль с Ямайки и доставил в родные места.

Храбрость и трусость — величины относительные. Человек, который дрался в бою как лев, мог смалодушничать и выдать товарищей, желая ценой признания купить себе жизнь или свободу. В самом деле, пираты нередко сражались с ожесточением отчаяния, потому что знали, что им грозит в случае плена: немедленная смерть на рее или долгая — в тюрьме. Лоренс де Графф однажды приказал взорвать корабль, если он не сумеет вырваться из ловушки, расставленной испанцами. Такое же распоряжение отдал Жан Барт, везший в 1б97 году принца де Конти в Данциг, где тот должен был попытаться занять польский трон (возможно, на память Барту пришел подвиг прадеда). В устье Мааса кораблю чудом удалось пройти мимо девяти вражеских судов. Принц решил пошутить: «Если бы начался бой, нас бы захватили». — «Ни в коем случае, — возразил Барт. — Мой сын стоял наготове у крюйт-камеры с приказом поджечь ее по моему сигналу». Принц побледнел от страха, поняв, какой опасности подвергался. «Лекарство хуже болезни, — сказал он. — Я запрещаю вам прибегать к нему, пока нахожусь на вашем корабле».