– В определенное время года слоны бывают опасны, – негромко сказал он, не дожидаясь моего вопроса. – Тогда они бывают непослушны и, случается, могут неожиданно напасть. В это время из их глаз сочится темная жижа – по ней и определяют такое состояние.

Он задумчиво посмотрел на дверь.

– Ты отправишься в Ахен с новым посольством? – спросил я у него.

– Нет, – ответил раданит. – Драгоманом будет другой мой соплеменник. За время твоего отсутствия я наладил торговые связи в халифате. Тут можно заработать огромное состояние.

Я снова посмотрел на слона. Он стоял, неспешно переминаясь с ноги на ногу и помахивая огромными ушами.

– А что, первый слон, которого Харун отправил во Франкию, действительно был белым? – спросил я самым небрежным тоном, на какой был способен. Теперь мне оставалось только получить ответ.

Последовала долгая пауза.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что никто, кроме тебя, не говорил о том, что он был белого цвета. Никто в Ахене не видел его, да и надим Джафар, кажется, ничего об этом не знает.

Аврам промолчал. Сунув руку в карман халата, он достал сухое семечко, раскрыл его кожуру ногтями и отправил ядрышко в рот, а пустую шкурку положил на ладонь и протянул руку слону. Животное шаркнуло ножищей по соломе и сделало несколько шагов, пока цепь не натянулась. Тогда слон развернул свой длинный, похожий на змею хобот и очень аккуратно взял с ладони раданита крохотное подношение. Хобот вновь свернулся, после чего зверь положил скорлупку в рот и задвигал челюстью.

– Я все ждал, когда же ты сообразишь, – спокойно сказал Аврам, и я уловил в воздухе дуновение знакомого аромата.

– Корабельщик Сулейман, с которым мы плавали в Зиндж, очень любит те же орехи, что ты жуешь. Он сказал, что их доставляют из Индии, – сообщил я раданиту.

Тот и бровью не повел.

– Совершенно верно. Они освежают дыхание.

– Такую же кожуру я нашел под скамейкой Колизея – наутро после гибели Протиса.

Аврам молча ждал продолжения.

– На обратном пути из Зинджа я много думал о той цепи неприятностей, которые чуть не погубили наше посольство, – стал я рассказывать дальше. – Еще в Риме я понял, что кто-то намеренно и последовательно вредит нам.

– И каков же твой вывод? – с мягкой насмешкой осведомился драгоман.

– Тот, кто это делал, был очень хорошо обо всем осведомлен, где бы мы ни находились. Это не могли быть Озрик или Вало, значит, остаешься только ты и твои слуги. К тому же в обоих случаях, когда тур оказался на свободе – и в Риме, и в пустыне, – собаки не лаяли. Они знали того или тех, кто это сделал.

– И когда же, ты думаешь, началась эта кампания против тебя и твоей миссии? – спросил Аврам. Он исключительно хорошо владел собой.

– В Каупанге, – ответил я. – Хотя то покушение на меня не очень-то укладывается в картину. Тогда я еще не встречался с тобой и не мог представить, каким образом ты мог иметь к нему отношение. Лишь позднее я вспомнил замечание, которое мельком бросил один проницательный мореход по имени Редвальд. Он предупредил меня о том, что у денег длинные руки. И то же самое, пусть и в другой связи, как-то сказал Озрик.

Раданит изобразил хитроватую улыбку. Слон снова протянул хобот, на сей раз явно выпрашивая угощение. Аврам поднял руку и позволил слону запустить ему в рукав кончик хобота. Когда же хобот выскользнул наружу, зверь положил в рот еще какую-то находку, но счел ее невкусной и протянул хобот ко мне.

Что может быть естественнее, чем взять у животного то, что оно само тебе предлагает? Я подставил слону раскрытую ладонь. Кончик хобота поднялся вверх, и я увидел, что слон прижимает похожим на палец отростком что-то блестящее.

На мою ладонь упало что-то маленькое и легкое. Я увидел перед собой знакомую монету – золотой динар – и подивился склонности драгомана к театральным жестам.

– Можно было обойтись и без этого фокуса, – сказал я ему.

Развязав кошелек, я извлек оттуда динар, который Редвальд дал мне на память в Каупанге. Как я и предвидел, эта монета и тот динар, который только что столь хитрым способом вручил мне Аврам, были похожи как две капли воды. На обоих было отчеканено имя короля Оффы.

– Значит, ты и оплатил то покушение на меня в Каупанге, – утвердительно сказал я.

В глазах раданита мелькнуло что-то похожее на сожаление:

– За это я прошу прощения. Тогда я еще не был знаком с тобой. В противном случае я предпринял бы иные, менее жестокие действия.

Я решил, что полезно будет проявить демонстративное недоверие:

– Ты стоял за всеми остальными нашими бедами и все же говоришь, что не хотел причинить мне вреда?

– Ни тебе, ни твоим спутникам. После того как я познакомился с тобой, я совершенно не желал тебе увечий или тем более смерти. Я пытался сорвать твое посольство без человеческих жертв.

Я громко хмыкнул:

– Трудновато поверить!

– Я пытался задержать наше движение, сбить с пути. Я выбрал дальнюю дорогу к Средиземному морю, а не прямую – через горы в Италию. Я все время надеялся, что случится нечто серьезное – нечто, что полностью разрушит твои планы.

– И все же, когда случилось первое несчастье и паром зацепился за мост, ты рискнул жизнью и спас упавшего в воду лодочника, – вспомнил я.

Драгоман коротко пожал плечами:

– Повторяю: я не хотел никому причинять вреда.

Вероятно, на моем лице очень явственно проступил скепсис, потому что он добавил:

– Вспомни, как утонул корабль Протиса. Я рассчитывал на то, что животные утонут вместе с ним, а ты и твои спутники благополучно выберетесь на берег. Вот только не учел, что и белые медведи, и тур хорошо плавают.

– Я никак не пойму кое-чего другого. Как ты смог сделать так, чтобы корабль потонул? – перебил я его.

Раданит в деланном, насмешливом недоумении вскинул брови:

– У моих соплеменников очень хорошо налажена связь, и я посылал вести о нас вперед. Протис поставил свой корабль ремонтировать, и в это время плотники, которым хорошо заплатили, просверлили в обшивке несколько дыр и замазали их воском. Старый прием, к которому часто прибегают непорядочные судовладельцы. Потом они уверяют всех, что с кораблем погиб груз, которого на нем вовсе не было, потому что они сами его украли.

– Значит, воск выпал, и корабль начал тонуть… – вернул я собеседника к теме разговора.

Он ухмыльнулся:

– Но недостаточно быстро. Тогда-то я вызвался завезти на шлюпке парус, чтобы остановить течь. И при этом выбил оставшиеся восковые затычки.

Я почувствовал, что больше не могу выносить его самодовольной похвальбы. Судя по всему, Аврам предвидел, что такой разговор когда-нибудь состоится.