Я вернулся мыслями к Лауре Хеланто, к ее словам, относящимся как ко мне, так и к Юхани.

Эти слова вертелись у меня в голове, а вместе с ними и моя реакция на них. Я прекрасно знал, что Лаура Хеланто вызывает у меня эмоциональные состояния разной направленности и силы, но я даже представить себе не мог, что внезапно утрачу самообладание и мне больше не захочется производить математические расчеты, не говоря о том, чтобы заранее подготовиться к такому повороту событий. То есть Лаура вызывала во мне одинаковые по силе, но противоположные по знаку чувства; находясь рядом с ней, я испытывал то, что я называл счастьем, и одновременно разочарование, поскольку математика становилась мне безразлична.

Мое душевное состояние было подобно американским горкам: я заметил, что попеременно то мною овладевает безотчетное чувство уныния, то я вдруг обретаю надежду. Меня мучило то, как Лаура обо мне отозвалась, сказав, что я не такой, как Юхани. С другой стороны, я не исключал возможности, что кто-то из нас ошибается в оценке моего брата.

Ночь и бессонница не прибавили ясности.

Было еще темно, когда я отправился на станцию. Ветер налетал на платформу, свистел в конструкциях навеса. И возможно, его сила и то, как он рвал мою куртку и трепал волосы, сыграли свою роль. Казалось, ночь без остатка растворилась в ветре, и я заметил, что несколько раз обратился сам к себе с вопросом: может быть, я действительно слишком остро на все реагирую? Поездка на поезде прошла по расписанию, автобус подъехал к остановке на минуту раньше обычного. Я окончательно утвердился в одном из своих выводов. Что было бы, если бы я обсуждал дела в парке с работниками, как это сделал Юхани? Во время таких бесед можно ведь опираться на факты и здравый смысл, ну и, при необходимости, на тщательные и многократно проверенные, выполненные лично мной расчеты. В конце концов, может ли быть что-то убедительнее правды? Она побьет все аргументы. Я даже перестал замечать ветер, когда шел от автобуса к Парку.

Эса сидел перед монитором. В комнате не было другого света, кроме того, что исходил от экрана. Наблюдать за бледными и нечеткими изображениями тяжело, и быстро устаешь. Однако, судя по Эсе, на него эта работа оказывала обратное воздействие. На нем по-прежнему была толстовка морского пехотинца армии США, призванная свидетельствовать о временах военной службы ее владельца, хотя факт этой службы и вызывал большие сомнения.

— Вторая камера обнаружила минера, — сказал Эса и ткнул пальцем в один из мониторов. — Вот он, в футболке с динозавром. Метр пятнадцать, волосы светлые. Боевик хрупкого телосложения. Бегает, ищет укромное место, снимает штаны, прячет мину. Думаю, он не желает докладывать своему руководству, что у него крутит живот, чтобы его не отослали с передовой.

Я посмотрел на экран. Именно в этот момент наш юный клиент прервал свою подрывную деятельность и с бешеной скоростью взобрался на искусственную пальму.

— Ставится задача ликвидировать боевика, — продолжил Эса. — Иначе скоро небоевые потери по болезни составят целый батальон. Прикажете вызвать командира?

Эса уже наклонил ко рту прикрепленный к столу микрофон на гибкой ножке и потянулся рукой к ряду кнопок, когда я остановил его.

— Не надо, — сказал я быстро. — Разберусь сам. Эса, у меня к тебе дело.

Эса убрал руку и откинулся назад.

— Как я всегда говорю, — кивнул он, — если Парк прикажет…

— Ты ответишь «Есть!». Мое дело как раз касается Парка и… Или пока скажем так: дело может коснуться Парка. Как ты знаешь, мой брат Юхани вернулся.

— Я был удивлен, — сказал Эса. — Но не сражен наповал. И из Вьетнама, случалось, парни возвращались.

— Именно, — ответил я, хотя и не был уверен, что сравнение Эсы показалось мне уместным. — Он тут с вами проводил беседу. Со всеми вместе и, возможно, с каждым с глазу на глаз. С тобой он тоже разговаривал?

Эса сохранил бравый вид, откинувшись на стуле. Тем не менее он ничего не ответил, что было для него необычно. Не то чтобы у Эсы был, так сказать, язык без костей, вовсе нет, но я привык к тому, что он немедленно отвечал на любой вопрос. Однако не в этот раз. Теперь он заговорил после долгой паузы:

— Мы обсуждали доктрину безопасности и защиты Парка. В свое время я составил ее сам. Приступил к этому сразу же, как устроился сюда на работу, четыре года назад. Тогда у нас даже видеонаблюдения не было. Сам патрулировал территорию. Отвратительное материально-продовольственное снабжение, размытые линии фронта.

— Именно, — прервал я Эсу прежде, чем он успел с головой погрузиться в воспоминания. — У Юхани были какие-то замечания по поводу нынешней, как это называется, доктрины безопасности и защиты Парка?

— Он согласен, что надо увеличить бюджет.

— Вот как?

— На самом деле он согласен со мной и по всем остальным вопросам, — продолжил Эса, и по голосу было понятно, что эта мысль его греет. — Считает, что аналогичные меры нужны и за пределами Парка. У нас ведь на прилегающей территории полно «слепых», неконтролируемых, зон. Поэтому нам необходимы беспилотные летательные аппараты. Эскадрилья дронов. Это, разумеется, потребует значительных вложений, пересмотра сферы деятельности ответственного за безопасность и расширения моих полномочий. Но, когда мы обсуждали это с Юхани, он заверил, что нам без этого не обойтись.

— Юхани не принимает таких решений, — тут же ответил я, не успев даже обдумать свои слова. — Я имею в виду, это не входит в его компетенцию.

Эса перевел свой обычно невозмутимый взгляд в сторону мониторов.

— У Юхани здравые идеи, — сказал он.

Мне показалось, что в помещении одновременно резко упала концентрация кислорода и поднялась температура. Такое невозможно по всем законам биологии, физиологии и термодинамики. Вероятнее всего, это явление было результатом стабильно высокой выработки и выделения Эсой газа, значительное воздействие которого на окружающую среду во многих отношениях носило кумулятивный, то есть накопительный характер.

— Эса, — произнес я, — а говорил ли Юхани, как именно все это будет финансироваться, из каких источников возьмутся дополнительные средства?

Эса не отрываясь смотрел в свои мониторы.

— Мы не касались этой темы, — ответил Эса, по-прежнему не глядя на меня.

— В смысле?

— Юхани дал понять, что все могло бы быть по-другому, если бы он вернулся к