дали мне поесть, что я совсем голодна.

Вот и сказала ей ведунья:

– Двуглазочка, утри слезы! Скажу я тебе такое, что ты больше голодать не станешь. Стоит тебе только крикнуть своей козочке:

Козочка, давай

Столик накрывай! –

и явится перед тобою опрятно накрытый столик, и на нем всякое хорошее кушанье, какого ты пожелаешь, и вволю! А как насытишься и столик тебе не будет более нужен, ты только скажи:

Козочка, давай

Столик убирай! –

и он тотчас исчезнет.

И с этим ведунья скрылась. Двуглазка же подумала: «Я тотчас же должна испробовать, правду ли она мне говорила, потому что уж очень я проголодалась».

И она тотчас проговорила:

Козочка, давай

Столик накрывай!

И чуть только проговорила она эти слова, как явился перед ней столик с белой скатертью, а на нем тарелочка с ножом, вилкой и серебряной ложкой; а кругом стояли на столе лучшие кушанья, и пар от них шел, словно бы они тотчас из кухни на стол попали.

Двуглазка наскоро прочла молитву перед обедом, подсела к столу – и давай уплетать! И когда насытилась, то сказала, как учила ее ведунья:

Козочка, давай

Столик убирай!

И тотчас столик и все, что на нем было, исчезло бесследно.

«Вот это настоящее дело!» – подумала Двуглазка и была очень весела и довольна.

Вечерком, придя домой с козою, она нашла на столе глиняное блюдце с объедками, которые ей сестры оставили, и, конечно, не прикоснулась к этой еде.

И на другое утро, уходя с козою в поле, она оставила нетронутыми те куски, которые были ей поданы.

В первое время сестры не обратили на это внимания; но затем заметили это и стали говорить:

– С Двуглазкой что-то не ладно! Она каждый раз оставляет еду нетронутой, а прежде, бывало, все приберет, что ни поставь ей! Видно, она нашла себе возможность откуда-нибудь пищу получать.

И вот, чтобы дознаться правды, Одноглазка решилась с нею идти в поле за козой и наблюдать, что у ней там творится и не носит ли ей кто-нибудь в поле еду и питье.

Когда Двуглазка опять собралась в поле, Одноглазка подошла к ней и сказала:

– Я хочу с тобою идти в поле и тоже присмотреть, чтобы коза хорошо паслась и отъедалась.

Но Двуглазка заметила, что у ее сестры на уме, и вогнала козу в высокую траву, а сама и говорит Одноглазке:

– Пойдем, сестрица, сядем рядком, я тебе кое-что пропою.

Одноглазка уселась, утомленная непривычной ходьбой и солнечным жаром, а Двуглазка и стала ей напевать все одно и то же:

Одноглазочка, вздремни!

Одноглазочка, усни!

Тогда Одноглазка закрыла свой глаз и уснула; увидев это, Двуглазка сказала:

Козочка, давай

Столик накрывай! –

и уселась за свой столик, и наелась, и напилась досыта, а затем опять сказала:

Козочка, давай

Столик убирай! –

и все мигом исчезло.

Тут Двухлазка разбудила сестру и говорит ей:

– Одноглазочка, ты хочешь пасти, а сама и заснула; тем временем коза бог весть куда могла уйти; пойдем-ка домой.

Пошли они домой, а Двуглазка опять-таки своего блюдца не тронула.

Одноглазка же не могла объяснить матери, почему та есть не хочет, и в извинение себе сказала:

– Я там в поле приуснула.

На другой день мать сказала Трехглазке:

– На этот раз ты ступай и хорошенько высмотри, ест ли Двуглазка в поле и не носит ли ей кто-нибудь со стороны еду и питье. Надо думать, что ест она потихоньку.

Вот Трехглазка и примазалась к Двуглазке и говорит:

– Хочу я с тобою пойти да посмотреть, хорошо ли ты козу пасешь да даешь ли ты ей отъедаться.

Но та заметила, что у сестры на уме, загнала козу в высокую траву, а ей и говорит:

– Мы с тобою там усядемся, и я тебе кое-что пропою.

Трехглазка уселась, порядком поуставши от ходьбы и солнечного жара. А Двуглазка опять затянула ту же песню: «Трехглазочка, вздремни!»

Да вместо того чтобы спеть: «Трехглазочка, усни!» – она по рассеянности спела: «Двуглазочка, усни!»

Да все так и пела:

Трехглазочка, вздремни!

Двуглазочка, усни.

И точно, от этой песни у Трехглазки два глаза уснули, а третий не уснул.

Хотя она его тоже закрыла, но только из лукавства, прикидываясь спящей; однако же все-таки могла видеть.

А когда Двуглазке показалось, что сестра ее спит, она, как всегда, сказала:

Козочка, давай

Столик накрывай!

Попила и поела она вволю, а затем сказала:

Козочка, давай

Столик убирай!

И Трехглазка все это видела.

Потом пришла к ней Двуглазка и говорит:

– Ну, сестрица, выспалась ли? Хорошо же ты коз пасешь! Пойдем-ка домой.

И когда они домой вернулись, Двуглазка опять не ела, а Трехглазка сказала матери:

– Знаю я теперь, почему эта гордая девчонка не ест! – И рассказала матери все, что видела.

Тогда это в матери возбудило зависть и досаду.

«Так ты лучше нас есть хочешь! – подумала злая баба. – Постой же, я у тебя отобью охоту!»

Схватила она нож и ткнула им козе в сердце, так что та разом пала мертвая.

Как увидела это Двуглазка, так и залилась слезами; пошла в поле, села на полосу, сидит да плачет.

Вот и явилась опять около нее вещая дева и спрашивает:

– Двуглазка, о чем ты плачешь?

– Как мне не плакать? Матушка ту козочку убила, что меня так хорошо по вашему сказу кормила; теперь опять придется мне голодать да горевать.

Сказала ей вещая дева:

– Я тебе добрый совет дам: выпроси у сестер кишки от убитой козы и закопай их перед входной дверью в землю, это тебе на счастье будет.

И скрылась.

А Двуглазка пошла домой и сказала сестрам:

– Дайте мне от моей козочки чего вам не жаль, дайте мне только ее кишочки.

Сестры ее засмеялись и сказали:

– Коли ничего другого не просишь, так на, возьми их.

И взяла Двуглазка кишочки и вечерком втихомолочку зарыла их по совету вещей девы перед входной дверью.

На другое утро, когда все в доме встали и подошли к двери, то увидели, что выросло там чудное дерево с серебряными листьями и с золотыми плодами, такое-то чудное, что ничего лучше и дороже того дерева и на свете не бывало.

И никто, кроме Двуглазки, не знал, откуда это дерево взялось: только она заметила, что оно выросло из того самого места, где она кишки закопала.

Вот и сказала мать Одноглазке:

– Полезай на дерево, дитятко, да нарви нам с него плодов.

Одноглазка полезла на дерево, но чуть только хотела сорвать одно из золотых яблочек, как ветки выскользнули у ней из рук: и это случалось каждый раз, когда она протягивала к яблокам руку, так что, как она ни старалась, не могла сорвать ни одного яблочка…

Тогда мать сказала:

– Трехглазка, теперь ты полезай! Ты тремя-то глазами можешь лучше кругом оглядеться, чем Одноглазка.

Одна сестра слезла, другая полезла на дерево. Но и у этой было не больше удачи.

Наконец, сама мать полезла вместо дочерей и тоже ничего с дерева добыть не могла.

А Двуглазка сказала ей:

– Вот я полезу, может быть, мне лучше удастся, чем вам.

Сестры закричали:

– Где уж тебе, Двуглазка!

Однако же Двуглазка все же влезла на дерево, и золотые яблоки сами ей в руки лезли, так что она их полон фартук нарвала.

Мать взяла у ней эти яблоки, но, вместо того чтобы лучше с нею обходиться, стали ей завидовать, что она одна может срывать яблоки с дерева, и стали еще больше ей досаждать.

Случилось, что однажды они все вместе стояли у дерева, а мимо проезжал молодой рыцарь.

– Эй, Двуглазка, – крикнули обе сестры, – полезай, полезай под дерево, чтобы нам за тебя не стыдиться!

И как можно скорее