Следует, впрочем, иметь в виду при рассмотрении критики в производственной прессе или во внутренних отчетах, что она представляет собой только выборку. Публично заявленная или направленная по инстанциям критика по большей части, использовалась тем, кто ее публиковал и переправлял дальше в совершенно определенных целях и потому содержит больше информации о точке зрения публикатора, нежели о позиции рабочих. Письма рабочих с критикой и жалобами в редакции газет, в партийные, профсоюзные и комсомольские органы, которым не было дано хода, покоятся еще в архивах.

То обстоятельство, что политические задания высших инстанций (например, задачи и сроки выполнения плана) на собраниях в принципе не обсуждались, и любая дискуссия велась в определенных рамках, заранее намеченных официальными директивами, ограничивало область воздействия критики и анализа узких мест. За неполадки, ошибочные решения или неработоспособность ответственными объявлялись только непосредственные исполнители и начальство на самом предприятии, не принимая во внимание, что упущения, вероятно, в свою очередь были связаны с общими политическими заданиями. Коренные проблемы таким путем не могли быть решены. По мере того как рабочие осознавали этот факт, их интерес к «критике и самокритике» в долговременной перспективе должен был иссякнуть. В первой половине 1930-х гг. участие рабочих в этой кампании было, впрочем, еще весьма оживленным.

У рабочих Метростроя имелся ряд способов подать жалобу или выступить с критикой. Самым коротким и доступным путем служило выступление на собрании бригады, шахты или партийной организации или на так называемом производственном совещании. Даже на пленуме Моссовета, который, собственно, призван был нацелить рабочих на выполнение плановых заданий, в присутствии рабочих крупных московских заводов раздавалась массовая критика бытовых условий на строительстве метро. В выступлениях на всякого рода собраниях бросается в глаза, что при выборе объектов критики ораторы ориентировались на то, что заклеймили в последней речи Сталин или Каганович. Следуя этим пунктам, можно было быть уверенным, что не скажешь ничего неверного, а ссылкой на высшие авторитеты придашь своей критике больший вес.

Подчас отдельные рабочие на собраниях осмеливались выступать с критикой плановых заданий, выражая сомнение в их осуществимости. Тем самым они нарушали границу политически дозволенной критики. Их позиция отвергалась как несостоятельная и «оппортунистическая», а их самих, в случае если они были коммунистами, исключали из партии.

Комсомольцы обращались с жалобами в первую очередь в свои комитеты комсомола, члены партии — в партком, прочие рабочие в профком или также часто в партком шахты или дистанции. Партийные секретари использовали эти жалобы, чтобы получить признание и авторитет среди беспартийных рабочих.

Вопросами трудового права на строительных участках, в центральном управлении Метростроя и в районах Москвы занимались так называемые расценочно-конфликтные комиссии. Сюда обращались рабочие, недовольные расчетом за произведенную работу или своим разрядом в тарифной сетке, либо желавшие подать апелляцию по поводу дисциплинарного взыскания или увольнения. Расценочно-тарифные комиссии принадлежали к тем учреждениям сталинского режима, которые поддерживали видимость правового государства и порядка. Около половины конфликтов разрешалось в пользу рабочих, другая половина — в пользу администрации.

Если расценочно-конфликтная комиссия признавала жалобу справедливой, она обязана была, правда, сперва достичь соглашения с руководством предприятия, что во многих случаях не удавалось. Настойчивые рабочие в таких случаях обращались в следующую инстанцию, районный народный суд, чтобы отстоять свои права. Таким способом некоторым удалось отменить неоправданное увольнение. Даже рабочие, потерявшие рабочее место из-за отказа приступить к работе или прогула, смогли доказать свою правоту, если выяснялось, что отказ от работы был обусловлен тем, что начальство отказывалось оплатить предыдущую работу, а «прогул» в действительности представлял собой отказ рабочего остаться на стройке на вторую смену.

Производственным газетам-многотиражкам принадлежала ведущая роль форума публичной критики. Почти в каждом номере они печатали письма-жалобы рабочих и требовали ответа от критикуемых, если те сами не реагировали в установленный срок. Последнее происходило довольно часто, поскольку — по свидетельству «Ударника Метростроя» — фигурировавшие в жалобах лица «не понимали политической значимости этих сигналов» и не отдавали себе отчета, что письма рабочих являются «формой активного участия трудящихся в социалистическом строительстве» и законным видом народного контроля. «На каждое письмо рабочего отвечать делом. Требовать от партийных, профсоюзных и комсомольских организаций конкретных результатов на каждое обращение рабочего корреспондента» -так звучал типичный заголовок в заводской многотиражке. Если, несмотря на повторное напоминание, реакции не последовало, редакция подключала городскую комиссию партийного контроля или по меньшей мере профком Метростроя.

Чтобы дать рабочим понять, что их письма не пропадают бесследно, «Ударник Метростроя» регулярно сообщал о последствиях жалоб. В 1934 г. в этом издании периодически появлялась рубрика «Листок о действенности рабочих писем», занимавшая целую газетную полосу.

Результаты жалоб ограничивались почти исключительно увольнением, исключением из партии, наказанием или арестом функционеров, комендантов бараков, директоров столовых, бухгалтеров и кухонного персонала.

Опубликованные в «Ударнике Метростроя» письма рабочих касались преимущественно условий жизни и проблемы оплаты за труд: речь шла о положении в бараках и столовых, о задержке и нерегулярной выдаче зарплаты, растратах, плохой организации труда, отсутствии спецодежды, испорченном продовольствии и долгом стоянии в очередях в кооперативный магазин или недостатке средств техники безопасности в шахтах.

Где только было возможно, критика обрушивалась на отдельные персоны, которых делали козлами отпущения за все неполадки. «Они здесь, конкретные виновники текучести рабочей силы» — такой подзаголовок дала редакция серии писем, в которых вновь принятые на стройку рабочие сетовали на хаотический порядок трудоустройства и жалкие жилищные условия. «В ответ на происки классового врага мы усиливаем борьбу за образцовую столовую. Дезорганизаторы питания рабочих должны быть изгнаны», — так звучала режиссированная в духе классовой борьбы критика работы столовых[167].

В случае серьезных упущений и при подозрении на совершение преступления рабочие обращались в рабоче-крестьянскую инспекцию, прося проверить работу отдела или деятельность отдельного функционера, или же писали заявления в прокуратуру. В рабоче-крестьянской инспекции имелись собственные бюро жалоб, которые после ликвидации этого органа в марте 1934 г. перешли в ведение профсоюзов. В профсоюзной системе действовал также «рабочий контроль»: речь при этом шла о рабочих, которые по заданию профкома инспектировали кооперативные магазины и столовые.