увезли на юг. Как следствие, с ней всегда кто-то был, и сегодня это был Джеррольд, когда она наводила порядок в доме Уайаттов.

Когда Фостер и Дженин подъехали к дому, Джеррольд и Эстер повернулись друг к другу с озабоченным любопытством. Фостер спрыгнул с фургона и побежал по дорожке, выкрикивая ее имя. Эстер поспешила ему навстречу.

— Эстер! Шу арестовал твоего мужа! Дженин только что встретила шерифа Лоусона, и он умолял тебя приехать в город, прямо сейчас!

Внутри у Эстер все похолодело.

Она уже бежала к фургону, когда Джеррольд крикнул:

— Я поеду в «Безумие» и посмотрю, что смогу узнать. Встретимся в городе!

Эстер не могла думать ни о чем, кроме Галена. Она даже не сказала ему о ребенке. Она молилась за него, быстро следуя за Фостером.

— Давайте! — крикнула Дженин. — Скорее!

Эстер запрыгнула в фургон, а Фостер схватил поводья.

Они проехали совсем немного, когда Дженин достала из сумочки пистолет.

Эстер сказала:

— Хорошая мысль, Дженин, нам может понадобиться оружие.

Когда Дженин начала смеяться, Эстер спросила:

— Что тут смешного?

— Вы двое, — ответила она, улыбаясь. — Если бы вы только видели, какими смертельно серьезными вы оба выглядите.

Фостер в замешательстве уставился на них, но не сбавил темпа.

Эстер застыла, когда Дженин с невозмутимым видом направила оружие на нее и крикнула:

— Останови фургон.

Фостер удиленно уставился на пистолет и остановил лошадей.

Решимость и твердость в позе Дженин заставили сердце Эстер забиться быстрее.

Фостер рявкнул:

— Дженин, что ты делаешь?

— Найди веревку и свяжи ей руки, Фостер.

Он уставился на нее.

— Ты что, с ума сошла?!

— Черт возьми, принеси веревку!

— Я требую объяснений.

Дженин рявкнула:

— Найди веревку, или я пристрелю ее прямо сейчас!

Фостер хотел продолжить спор, но Эстер тихо сказала ему:

— Делай, как она говорит, Фостер.

Фостер нашел в кузове фургона кусок веревки и обвязал ей запястья.

Дженин предупредила:

— Крепко. Мне не хотелось бы стрелять ей в спину, если она попытается сбежать.

Фостер выглядел таким растерянным, что Эстер всем сердцем посочувствовала ему, несмотря на недавние проблемы, которые подорвали их дружбу.

Он спросил:

— Что это значит, Дженин?

— Возьми поводья и поезжай дальше.

Фостер снова попытался попросить объяснения.

— Дженин…

— Поезжай, — холодно сказала она ему.

Он нетерпеливо вздохнул и сделал, как ему было сказано.

Когда они тронулись в путь, Эстер сказала Дженин:

— На самом деле Галену ничего не угрожает, не так ли? Ты солгала Фостеру. Ты не видела шерифа Лоусона.

— Нет, не видела, но мне нужно было, чтобы Фостер вел фургон, пока я держу пистолет.

Ответ воодушевил Эстер. Пока Гален был в безопасности, она была готова к любым испытаниям, которые могла готовить для нее Дженин.

Дженин оглядела местность, словно оценивая свое местоположение, затем сказала Фостеру:

— Сверни на следующей развилке и двигайся на юг.

— Куда мы направляемся?

— Ты скоро узнаешь.

Эстер знала, что Гален сдвинет даже само солнце, чтобы найти ее. До тех пор ей нужно было постараться, чтобы ее не подстрелили.

На развилке Фостер направился на юг. Дорогой редко пользовались, и из-за прошедшего ночью дождя она превратилась в грязное месиво. Ехали они медленно, но Дженин, казалось, не возражала. Она казалась невероятно уверенной в себе.

Примерно через две мили Дженин приказала остановиться.

— Теперь медленно слезай, Эстер, и не думай, что я не выстрелю.

Эстер и не думала. Она медленно вылезла из коляски, как и было велено. Эстер могла только представить, какой страх, должно быть, испытывал Гален, и это тяжким грузом легло на ее сердце. Ее исчезновение, должно быть, причинило ему сильную боль. Осознание этого привело ее в ярость. Однако она проглотила ее, когда Дженин жестом пригласила ее и Фостера идти вперед.

Они пошли по узкой тропинке через высокие кусты и деревья. Пройдя несколько сотен футов, она остановила их на небольшой поляне, на которой стояла заброшенная хижина. Она жестом пригласила Эстер присесть на ближайший пень.

— Теперь мы будем ждать, — заявила она.

— Чего? — спросил Фостер.

— Моего старого друа Эзру Шу.

Эстер застыла и посмотрела в удивленные глаза Фостера.

Фостер уставился на Дженин так, словно никогда раньше ее не видел. На самом деле это так и было. Как и предсказывал Гален, Дженин наконец-то показала Фостеру свое истинное лицо. Он был опустошен.

— Зачем ты это делаешь? — спросил он.

— Деньги. Шу пообещал мне достаточно, чтобы я смогла добраться на запад.

— Деньги?! Ты позволишь продать ее на юг ради денег?

— Да, — сказала она без тени вины.

— Но она твоей расы.

Дженин усмехнулась:

— Раса. Что мне дала принадлежность к расе? То, что я родилась чернокожей, — это проклятие, камень на моей шее, но чем больше у меня будет денег, тем меньше этот камень будет весить.

Эстер перебила ее:

— Дженин, мой муж очень богатый человек, если тебе нужны только деньги, он будет готов отдать все ради моего спасения.

— Если бы все было так просто, я бы подумала об этом, но все деньги в мире не вернут Лема.

— Ты делаешь это из мести? Лем был предателем.

— Да, он был предателем. Но он также был моим любовником.

Эстер видела, как побледнело лицо Фостера и поникли его плечи. На мгновение в его глазах появилась боль, от которой у Эстер защемило сердце.

Он спросил:

— Значит, ты никогда не любила меня?

Она одарила его насмешливой печальной улыбкой.

— Ты был именно тем Галлахадом, который мне был нужен.

— Что ты делала в Англии?

— Один очень богатый человек увез меня туда. Я была его любовницей. Он был убит в драке, и я осталась без гроша. Когда ты наткнулся на меня в трюме, я возвращалась домой, потому что у меня закончились деньги.

— И все же ты притворилась, что любишь меня. Почему?

— Потому что я знала, что ты доставишь меня в Мичиган. Другим моим кандидатом был студент из Кливленда, с которым мы познакомились на борту корабля. Проживание в Огайо тоже было бы приемлемым из-за его близости к этому штату. Я выбрала тебя, потому что ты сказал, что ты из Уиттакера. Я знала, что Лем здесь, потому что он написал мне после того, как нашел свою мать.

Эстер многозначительно сказала:

— Мать, чье сердце он разбил.

— Точно так же, как она разбила его сердце, когда бросила его и больше не вернулась. Он ненавидел ее, поэтому не испытывал чувства вины за то, что использовал ее таким образом.

— Где твоя семья? — спросил Фостер.

— У меня нет семьи. Меня продали в младенчестве, и я никогда не знала своих