Данте криво улыбался, как ребенок, которого застали в непосредственной близости от блюда со сластями.

— Мне очень стыдно, донна Катерина. Меня хлебом не корми — дай посплетничать, хоть у Пьетро спросите. Правда, по-моему, факт, что ваш брат просил вас взять мальчика на воспитание, уже о многом говорит. Если я правильно помню, у вас с братом не настолько теплые отношения, чтобы просить друг друга о столь деликатных вещах.

— Мессэр Данте, вы, вероятно, что-то путаете. Мы с братом нежно любим друг друга.

— В самом деле? Мне казалось, между вами некогда произошла ссора…

— Отец, — вмешался Пьетро, — вы собирались прочесть последние строки стихотворения.

Данте едва не вспылил на такое неуважение, однако тема, предложенная сыном, в его глазах была достаточно интересной и давала повод порисоваться, так что он не отчитал Пьетро.

— Да, действительно. Как я уже говорил, я знаю, кто написал стихотворение. Эта женщина — флорентийка, в узком кругу друзей она известна как Донзелла Совершенство.[52] Она пишет не много, зато ее стихи так хороши, что я не могу не восхищаться литературными вкусами юной Джаноццы.

— Вы ведь знакомы с невестой Антонио, мадонна? — спросил Пьетро.

— Прелестная девушка, правда, на мой взгляд, несколько жеманная, — ответствовала донна Катерина.

— Так вот, Джаноцца сегодня читала нам стихотворение, но вдруг остановилась и сказала, что дальше не помнит. Отец полагает, это неспроста.

Вместо прямого ответа Данте продекламировал:

— Далее говорится, что девушка хочет только одного — уйти в монастырь. Интересно, разделяет ли Джаноцца чувства героини стихотворения. Боюсь, — сделал вывод Данте, — твой друг Антонио не сумел завоевать ее сердце.

Пьетро поискал Джаноццу глазами — девушка благосклонно внимала компании молодых людей, наперебой старавшихся ее развлечь. Легкая улыбка озаряла лицо Джаноццы, глаза сияли — она вполне подходила под характеристику, данную Марьотто. Настоящая Джулия.

— Вы чудесно декламируете, — произнесла Катерина.

— Еще бы, — усмехнулся Данте.

Пьетро заметил, что непоседливый Ческо успокоился. Мальчик теперь буквально поедал старшего Алагьери глазами — большими, зелеными, глубокими. В этом он не походил на отца. Во всех остальных его чертах проступал облик Скалигера, но так, как в незаконченной скульптуре проступает облик модели. Казалось, еще несколько сколов, еще один-два удара резцом — и лишний мрамор крошкою осыплется на пол, и скульптор явит миру точную копию натурщика. Странное дело: над лицом Катерины явно поработал тот же мастер — и так же не довел свое произведение до конца. Просто в голове не укладывалось, что Катерина — не родная мать Ческо.

Катерина тоже заметила, как мальчика заворожило чтение Данте.

— Пожалуй, мессэр Данте, стоит взять вас в няньки. Первый раз за день он хоть несколько минут посидел спокойно.

— У мальчика душа поэта, — грустно улыбнулся Данте, теребя бороду. — Несмотря на воинственность.

— Мне часто кажется, что у Ческо вовсе нет души.

— У него такие зеленые глаза, — вставил Пьетро.

— Это сегодня. Завтра они будут синие. Он хозяин своей внешности и меняет цвет, как хамелеон.

— В таком случае, когда Ческо подрастет, его следует отдать на воспитание Нико да Лоццо, — заметил Данте.

— Или вашему другу Угуччоне делла Фаджоула, — невинно предложила Катерина.

— Боюсь, Угуччоне делла Фаджоула пока никого не сможет взять под крылышко, — отвечал поэт. — Весной он собирается в поход на Флоренцию.

— Знаю, знаю — он даже спрашивал совета у Франческо.

— И что сказал ваш брат?

— Что только дурак сейчас пойдет на Флоренцию. Эффекта должного не будет.

— Ну, значит, один дурак собрался в поход, а другой — в моем лице — желает ему удачи. Возможно, к тому времени, как сын Кангранде вырастет, Флоренция наконец станет достойным уважения городом.

— На лоджии жарко, не правда ли? — произнесла Катерина, обмахивая лицо ладонью. — Странно, учитывая, какая на улице метель. Пожалуй, чтобы не замерзнуть насмерть, нам хватило бы и меньшего количества жаровен. Конечно, я не могу об этом сказать нашей прекрасной хозяйке.

— Вряд ли бегуны будут возражать, — заметил Пьетро. — Донна Катерина, я не вижу вашего супруга. Неужели он участвует в забеге?

Катерина сделала скорбное лицо и кивнула.

— Он не дошел до финиша на скачках и вздумал, несмотря на свой преклонный возраст, показать бегунам, где раки зимуют. — Голос Катерины потеплел, когда она заговорила о муже.

— Значит, вас можно поздравить, мадонна? — произнес Данте. Словно соли на рану насыпал.

— Да, — со спокойной гордостью отвечала Катерина. — Наконец я сделаю своего мужа счастливым отцом. Он столько лет терпеливо ждал и даже не думал променять меня на какую-нибудь девицу. Возможно, потому, что я не читала ему стихов.

Данте понимающе усмехнулся.

— Как вы себя чувствуете? — решился спросить Пьетро. Беременность в таком возрасте редко обходится без осложнений.

— Терпимо. К сожалению, Пьетро, я не могла сегодня утром посмотреть на начало скачек. Ты, конечно же, был лучше всех?

Пьетро покраснел, вспомнив об окороке и сотне ножей. За сына ответил Данте.

— Разумеется, мадонна. То, что Пьетро вообще может ездить верхом, отчасти ваша заслуга. Я хочу еще раз поблагодарить вас за прекрасное лечение и уход, которые вы обеспечили моему сыну.

— Пришлите мне экземпляр вашей следующей поэмы — этого будет достаточно.

— Ваш брат просил меня о том же. Но вы, мадонна, без сомнения, сможете извлечь из моей поэмы больше пользы — будете читать ее вслух маленькому Ческо. Поэзия, как и музыка, завораживает и успокаивает. — Данте взглянул на ребенка. — Похоже, вам уже сейчас не помешал бы увесистый томик.