Подорвав батареи, личный состав убыл на машинах в порт, частично к шхунам, стоявшим у берега.

Пришла пора и нам уходить. Отдаю последние распоряжения всем, кто руководит в порту посадкой арьергардов. Сообщаю командиру ОВРа П.П. Давыдову, что командование базы переходит на малый охотник № 52, и передаю ему приказание адмирала, что он остается старшим в порту до окончания подрывных работ. Ему уходить последним, не позже 8 часов. Это был последний начальник гарнизона Одессы.

Связь со всеми прекращается. За перегородкой наш оперативный телефонный коммутатор, наш честный труженик, шагавший за нами по всем КП. Сколько миллионов слов прошло через него! Сколько приказаний и донесений он переварил за эти дни обороны! На нем самоотверженно работали наши боевые помощницы телефонистки Лида Бараненко, Маша Бондаренко, Белла Гендельман, Лида Каменева,

Лена Ревякина (Хоменко) и старшая – Нина Антоновна Серватинская. Славные труженицы, отважные фронтовички. Удары вражеской авиации и артиллерии, сыпавшиеся на наш штаб, пришлись и по ним. Рвались бомбы и снаряды, содрогалось здание штаба, со звоном разлетались стекла, но ни одна из них не дрогнула, не покинула своего боевого поста, ибо они знали: идет управление боем. Я вообще не представлял своей работы без такой надежной помощницы, как телефонистка. Не надо было самому искать нужного человека. Скажи телефонистке – и вскоре он на проводе. Она его и под землей разыщет: все обо всех знала. Последние часы обороны Одессы с нами работала самая молоденькая – Маша Бондаренко. Мне кажется, ей и восемнадцати не было. Она и закрыла вахту.

Через треть века мы обменялись с Марией Михайловной Романцовой письмами и вспомнили ту последнюю ночь в Одессе.

В 3.15 командование армии и базы покинуло последний КП. Колонной по одному мы начали спускаться вниз. Через пять минут были в порту. Связисты и охрана направились на судно «Лукомский», а мы – к «охотникам» на Платоновский мол. Командиры «охотников» Акимов и Гладышев доложили о готовности к походу.

Короткая прощальная беседа с Петровым и Крыловым уже подходила к концу, когда мы увидели входивший транспорт «Большевик». Это было в 3.40. Старина Фрейман привел свой старый тихоход за войсками. Но брать уже некого. Петров не удержался:

– Все-таки моряки – обязательный народ. Все обещанные суда подали.

Прощальные рукопожатия, и командование Приморской армии в 3.45 убыло в Севастополь. А мы изменили первоначальное решение. Вошел «Большевик», неясно с «Калининым» и «Котовским». Нам надо уходить с последним судном, с последним солдатом. Адмирал принимает решение обойти гавани.

У головы Военного мола стоит «Калинин». Спрашиваю в мегафон:

– В чем дело?

– Отходим, – отвечает капитан судна И.Ф. Иванов.

И надо же такому случиться: в этот момент с судна падает в воду солдат. Подошли и подняли его. Он порядком наглотался воды, пришлось откачивать.

В 4.05 мы в Нефтяной гавани. Стоит «Котовский». На его борту 1-й морской полк, но не полностью. И в это время старпом корабля Д.М. Андрияш подводит последнее подразделение. По приказанию адмирала М.И. Безродкин уводит свой корабль в Севастополь.

Нет еще арьергардных подразделений прикрытия 421-й дивизии, и командир арьергардного отряда кораблей капитан 3-го ранга Г.И. Гинзбург очень волнуется: скоро рассвет, нужно уходить, а то угодишь под бомбежку.

Хорошо, что мы оказались здесь. Кулишов говорит:

– Правильно сделали, что пришли сюда. Некрасиво было бы уйти из порта, не убедившись, что все корабли с войсками убыли.

И принимает решение остаться на месте для ускорения эвакуации. Я с двумя автоматчиками направляюсь к воротам нефтяных складов и приказываю коменданту посадки И.А. Морозову и политработнику А.Ф. Михайлову с группой матросов бежать навстречу отходящим частям прикрытия и ускорить их подход. Помогло. Когда я вернулся к кораблям, тут уже был и комдив Коченов. Он подошел к воротам с арьергардным подразделением. Гинзбург сильно шумел на Коченова из-за задержки. Адмирал тоже что-то выговаривал Коченову.

Вообще-то они правы. Сорок минут ожидания для них были сверх меры томительны. Но и Коченова надо понять.

Он имел приказ отходить несколько позже других. Немного перестарался.

Матросы арьергардного прикрытия из 1-го и 3-го морских полков – на кораблях. Командир 421-й дивизии полковник Г.М. Коченов – на катере. Гинзбургу приказано отходить. А мы на катере – назад, в порт. Выходит отряд кораблей П.И. Державина с арьергардами 95-й дивизии и с ними генерал Воробьев. Прошли вдоль причалов. Порт опустел. Стояло несколько катеров, назначенных для принятия подрывников. Мимо нас прошел отряд Г.И. Гинзбурга. Я приказал командиру «охотника» Акимову подвернуть к Платоновскому молу, а оттуда громовым голосом: «Куда вы лезете! Подрываем кран». Адмирал дал понять, что самовольничать не следует. Я попросил разрешения подойти к «Большевику» у Карантинного мола. Но он, снявшись со швартовов, уже направился к выходу.

Вот теперь и мы могли уходить с чистой совестью – в порту ни одного судна с войсками. За нами должны выйти руководители порта, потом подрывники и последним тральщик «Взрыватель» под командованием Трясцина. На нем и командир ОВРа Давыдов. Тральщик, выходя, должен поставить мины в акватории порта. Подрывом объектов и минированием порта руководят минеры ОВРа А.С. Евона, А.Н. Тараканов и Точилкин.

Адмирал теперь уже сам скомандовал Акимову:

– Командир! На выход.

«Большевик» уже вышел из порта, когда мы обогнали его, пройдя вплотную у кормы. Он не загружен – некого было брать. Я глянул на свою «Омегу» со светящимися стрелками и цифрами. Было 5 часов 31 минута. Впоследствии гравер выбил на крышке часов эти цифры.

На внешнем рейде тоже никого не было. Корабли эскадры ушли достаточно большой скоростью – мы не могли догнать крейсера. К утру им надо было быть ближе к середине Каркинитского залива.

Одессу сразу поглотила темень. И защемило в груди: там наши люди остались на поругание врагу Это жгло душу. Что делать, военная необходимость не признает сантиментов.

Закрывалась последняя страница славной одесской эпопеи. Мы покидали город с сознанием исполненного долга. Враг не способен был сломить волю советских воинов.

Мы молча стояли на мостике, каждый отдавшись своим думам, которые, конечно же, были о судьбах Родины. Наши думы время от времени нарушали сигнальщики-наблюдатели, докладывавшие о кораблях, обгоняемых нами. Обогнали «Калинин» и «Котовский» в охранении «охотников» и тральщиков, множество мелких судов. Рассвет застал нас у Тендры. «Грузия», отдав буксирные концы, следовала своим ходом, и достаточно хорошим – узлов одиннадцать. Вел ее старпом В.А. Габуния.

Маршрут выходящих из Одессы кораблей имел один излом – у Тендры. От Одессы до Тендры корабли шли курсом 115 градусов – в восточном направлении, вдоль побережья, занятого противником. На этом отрезке всегда был наибольший риск подвергнуться ударам вражеской авиации с ближайших аэродромов. У Тендры корабли поворачивали вправо на курс 150 градусов и следовали в южном направлении до Тарханкута. В это время они удалялись от вражеских аэродромов. И чем дальше уходили, тем в большей безопасности становились. Когда мы сами повернули на этот курс и увидели впереди «Чапаев», а еще дальше «Армению», стало спокойнее на душе.