Село, Дудергоф и Пулково». В другом документе отмечалось, что Михайлов, «придя в часть… сумел по-настоящему организовать и расставить силы для ведения боя и управления. В бою смел, решителен, находчив. Когда требуется, умеет показать личный боевой пример». Полное название батареи «Б» было «Большевик» – по имени ленинградского завода.

О боях рассказывает запись, сделанная рукой Михайлова: «Во второй половине октября 1941 года батарея артминометным огнем противника была приведена в негодность и после обследования авторитетной комиссией с представителями дивизиона, 42-й армии и Военного совета Ленинградского фронта была признана небоеспособной».

Вместе с Михаилом Михайловым служила и его супруга Ника Касьяновна Михайлова. Она рассказала о событиях начала сентября 1941 г.:

«Хорошо помню тот день, когда внезапно прервалась связь штаба артдивизиона, находившегося в Пулкове, с Дудергофом. На вызовы наших связистов ни полевой телефон, ни рация батареи „А“ не отвечали. Рано утром 11 сентября 1941 года нашего связного мотоциклиста Беляева ранило. После него водить мотоцикл стала я. Командир дивизиона вручил мне пакет и приказал доставить в Дудергоф командиру батареи „А“ Иванову. У поселка я оказалась в тот момент, когда его бомбила немецкая авиация, яростно обстреливали вражеские минометы и пушки. Наши „сто-тридцатки“ вели огневой бой. Часть поселка уже была занята врагом; пробиться к батарее я не смогла…“»[139].

К. К. Грищинский нашел санинструктора батареи «А» Антонину Павлушкину. Она вспоминала:

«В июне сорок первого года, за несколько дней до того как началась Великая Отечественная война, я окончила Военно-морскую медицинскую академию. Всем нам, выпускникам, присвоили звание старший военфельдшер. Меня направили в сформированную для защиты Ленинграда артиллеристскую часть. Это была отдельная батарея „А“ специального назначения. Она состояла из девяти 130-мм пушек с „Авроры“. Командовал батареей старший лейтенант Иванов. Если не изменяет память, Дмитрий Николаевич. Комиссаром был Андриан Скулачев. Была в дивизионе еще одна батарея под литером „Б“, стоявшая у Пулковских высот.

В июле артиллеристы, работая почти круглые сутки, оборудовали свои огневые точки, отрывали глубокие котлованы, устанавливали в них прочные фундаменты из бревен, заливали цементом металлическую арматуру. Одновременно готовили надежные погреба для снарядов, жилые землянки, скрытые ходы сообщения. Морякам помогали вести земляные работы ленинградские женщины – участницы строительства оборонительных укреплений на подступах к городу.

Мой медпункт был размещен в деревянном домике поблизости от школы, стоявшей у самого обрыва Ореховой горы. Здесь же находилась первая пушка батареи, державшая под прицелом район поселка Тайцы. Командиром расчета был пожилой офицер Скоромников. Когда его убило осколком, командование принял другой офицер. Пятым орудием командовал лейтенант Алексей Смаглий, перед вой ной окончивший военно-морское училище в Севастополе.

Во второй половине августа 1941 года к нам прислали двух девушек – телефонистку и санитарку. Особенно запомнилась мне санитарка – стройная русоволосая дивчина, которую я учила оказывать первую помощь раненым. Она была убита в бою».

Утро 11 сентября 1941 г. Антонина Павлушкина описывала так: она была в этот день на позиции пятого орудия. В землянку ввели залитого кровью старшего лейтенанта Иванова. Автоматной очередью его ранило в руку и бедро. Во время перевязки командир батареи рассказал, что поздно вечером в кузове полуторки он возвращался из штаба дивизиона. В кабине вместе с шофером находился комиссар дивизиона, однофамилец Иванова. Не включая фар, полуторка ехала по проселочной дороге около Вороньей горы. Внезапно перед ней появились вооруженные люди. Приняв их за своих, шофер сбавил ход и даже отпустил какую-то шутку. В ответ затрещали автоматные очереди. Шофер успел выскочить из кабины и остался цел, комиссар же был сражен намертво. Как потом выяснилось, у него была полевая сумка, в которой хранилась карта с обозначенными на ней огневыми точками морских стационарных батарей. Раненый командир батареи Иванов сумел выбраться из кузова и в темноте стал отползать. Он добрался до позиции первого орудия и поднял боевую тревогу. Его команда была передана на все огневые позиции. Гибель комиссара артдивизиона и карта, попавшая в руки гитлеровцев, сделали еще более напряженной обстановку для моряков-артиллеристов батарей «Большевик» и «Аврора». Они стали спешно готовиться к бою. Старший лейтенант Иванов, несмотря на ранение, отказался эвакуироваться. Он из землянки по телефону отдавал приказания, вызвал к себе связных и через них передавал командирам орудий письменные и устные распоряжения. Со всех огневых точек были сняты по три краснофлотца. Их послали к Вороньей горе, чтобы усилить самую важную позицию – расчет первого орудия. После Иванов вызвал лейтенанта Смаглия и передал ему командование орудием № 1. А пятым орудием (по указанию Грищинского) командовать была назначена Антонина Павлушкина».

В итоге общая картина К. К. Грищинскому представилась следующей:

«В конце августа 1941 года фашистские войска накапливали силы для прорыва на новом рубеже. По обочинам шоссейных дорог, ведущих на Гатчину, выстраивались колонны танков с черными крестами. На транспортных машинах, окрашенных в пятнистый цвет, находились вражеские автоматчики. На подступах к Гатчине они чувствовали себя в ту пору в сравнительной безопасности: туда не долетали снаряды нашей сухопутной артиллерии. И вдруг в расположении врага вздыбились фонтаны земли, черный дым окутал искореженные взрывами танки и бронетранспортеры.

В штабе 18-й немецкой армии донесение о внезапном ударе советских артиллеристов вызвало замешательство. Начальнику оперативного отдела сообщили: „По агентурным данным, Советы установили дальнобойные морские батареи у Пулкова и на Вороньей горе. В Ораниенбауме замечен разоруженный крейсер – реликвия большевиков „Аврора“…

Фашистская авиация непрерывно бомбила Воронью гору, Кирхгоф и Пулково… Но гитлеровцам, пока к ним не попала карта, не удавалось точно установить позиции батарей. Тем временем со стороны поселка Тайцы группами и в одиночку выходили из окружения воины разных подразделений… Тут же, в непосредственной близости от артиллерийских установок, начали занимать оборону и многие из недавних окруженцев.

Обстановка накалялась. Обходным маневром фашисты прорвали фронт у Ропши и Красного Села: в тылу батареи „А“ появились вражеские танки и мотопехота. Но и после этого морские артиллеристы продолжали вести огонь. Наступая из-за Вороньей горы, со стороны Ропши, гитлеровские танки и автоматчики 11 сентября проникли в долину, примыкавшую к поселку.

Часть орудий была выведена из строя, на других кончился боезапас. Лишь после этого расчеты, взорвав свои установки, с боем стали прорываться к Пулкову. Однако первое орудие, укрытое у южного склона Вороньей горы, продолжало сражаться. Алексей Смаглий приказал оставшимся в живых комендорам занять круговую оборону, приготовить к бою винтовки и гранаты. Сам он выполз из окопа и, смело вступив в единоборство с немецким танком, поджег его гранатой.

Несколько раз фашисты, пытаясь сломить сопротивление горстки храбрецов, переходили в атаку, но вынуждены были с большими потерями откатываться назад.

Моряки стояли насмерть.