– А как этот мальчик, Смити? Мне кажется, бренди ему нужнее, чем мне.

Уилл нахмурился:

– Его нет.

– Нет?

– Он удрал. Вся бригада взяла расчет. – Он тоже глотнул из бокала, и мне показалось, что у него слегка дрожат руки. – Трусы проклятые!

– Вся бригада?

Он кивнул:

– И Галетти в том числе. Суеверные дураки! Чего они только не наплели мне про этот бассейн! Тут тебе и проклятие, и ожившие утопленницы, и призраки! – Нервным жестом Уилл провел рукой по волосам.

– И что мы теперь будем делать? – Я окинула взглядом так и не покрашенные стены гостиной, стопку декоративных панелей в углу, забытый кем-то мастерок. – Мы же не сможем доделать все это сами!

– Разумеется нет! – Уилл скрипнул зубами. – Ничего, я найду новых людей – таких, кто еще не наслушался этих бредней. Не из Бранденбурга. Если придется, я поеду за новой бригадой в Нью-Гэмпшир или в Бостон. Там хватает безработных строителей, в том числе и весьма квалифицированных. Я предложу им двойную оплату, если они успеют закончить отделку к зиме, только теперь я поступлю умнее: каждую неделю буду платить им половину обещанной ставки, а рассчитаюсь полностью только в самом конце. Думаю, желание получить крупную сумму наличными окажется сильнее всех этих сказок о призраках.

Я хотела – действительно хотела – сказать ему, что из этого все равно ничего хорошего не выйдет и что нам тоже лучше отсюда уехать – собрать вещи, прыгнуть в машину и бежать без оглядки подальше от этого дома и страшного источника. Я готова была на коленях умолять его поступить так, но вспомнила о Мэгги, которая спала в детской наверху.

О Мэгги, которая умрет без этой воды.

Нет, никуда мы не могли уехать.

Мы и источник были связаны друг с другом навечно.

12 ноября 1931 г.

– Нет, так мне тоже не нравится, – сказала я, передвигая кушетку на новое место. Теперь напротив нее стояли два мягких кресла и низкий полированный столик со столешницей из клена. Мебель в гостиной я переставляла уже несколько часов и изрядно вымоталась. Руки ныли, поясницу ломило, голова раскалывалась от боли.

Отделочные работы наконец-то завершены. Уилл нанял бригаду из Нью-Гэмпшира – пятнадцать мужчин, которые приехали и поселились в палатках на заднем дворе. Работали они лучше и быстрее бранденбуржцев. Правда, Уилл хорошо им заплатил и к тому же заставил каждого подписать договор, в котором отдельно указывалось: каждый, кто станет болтать о призраках и проклятиях, будет немедленно уволен без всякой платы. Должно быть, это подействовало: отделочники трудились молча и сосредоточенно, стремясь поскорее закончить работу и получить обещанное вознаграждение.

Я не знаю, замечал ли кто-то из них что-то странное или нет. Говорить об этом они не осмеливались, но я была уверена: рабочие чувствуют неладное. Каждый, кто приезжал в Ласточкино Гнездо, чувствовал это сразу.

Впрочем, боялись бассейна далеко не все. Несколько раз к нам приезжали посторонние люди, порой – очень издалека, которые жаждали исцеления, жаждали чуда. Люди на костылях, в инвалидных колясках, дряхлые, трясущиеся старики, родители с больными детьми на руках… Но Уилл отсылал их прочь. Вскоре по границам нашей земли появились знаки: «Частная собственность» и «Проход запрещен».

Ласточкино Гнездо намного просторнее нашего прежнего дома в Лейнсборо. Иногда я даже думаю, что мы никогда не сумеем обжить его по-настоящему. Большие комнаты до сих пор кажутся мне пустоватыми, да и мебель, которую мы привезли с собой, выглядит в них довольно убого. Наш парадный обеденный стол, едва помещавшийся в гостиной в Лейнсборо, слишком мал для столовой, а кушетка и кресла в гостиной напоминают подобранную на помойке рухлядь.

– Ничего, купим новую мебель, – сказал Уилл, обнимая меня и целуя в щеку. – А еще лучше – закажем в Бостоне. Нужно только измерить комнаты и прикинуть, что мы хотим. Готовую мебель привезут по железной дороге, так что с доставкой проблем не будет, – добавил он, и я с благодарностью прильнула к нему.

– А мы можем себе это позволить? – спросила я на всякий случай, хотя мне очень хотелось новую мебель.

– Ерунда. Я обеспечу свою единственную жену лучшей мебелью, даже если это будет последнее, что мне суждено сделать в жизни!

И вот теперь я чувствую себя маленькой девочкой, которая играет в «дом» и ведет игрушечное хозяйство. Словно тень, я перехожу из комнаты в комнату и пытаюсь представить, что и где у меня будет стоять. Но пока что комнаты остаются пустыми и холодными, и я постоянно мерзну, хотя Уилл не жалеет дров и камины топятся постоянно. Но огонь почти не помогает, и я натягиваю на себя свитера и пальто, пока не начинаю походить на капустный кочан.

Время от времени я запираюсь в ванной комнате и колю себя булавкой.

«Я – миссис Монро, и я у себя дома. Дома. Я – дома!»

Частенько я вспоминаю тот первый вечер, который мы с Уиллом провели в отеле. Я вспоминаю, как стояла на балконе, очарованная и сбитая с толку внезапно нахлынувшим на меня ощущением, будто когда-то я уже здесь побывала. Все вокруг представлялось мне смутно знакомым. Я даже сказала тогда Уиллу: «Мне кажется – мы должны были здесь оказаться. Это как вернуться домой после долгой отлучки…»

Неужели уже тогда я догадывалась, предчувствовала, что когда-нибудь мы сделаем это место нашим домом, станем хранителями источника?

Слава богу, Мэгги здесь нравится. Она целыми днями переходит из комнаты в комнату, глядит в окна, играет сама с собой и без конца что-то говорит. Еще никогда наша крошка не выглядела такой здоровой, такой энергичной и полной сил. Но больше всего она любит сидеть возле бассейна. Мэгги разговаривает с ним, произнося длинные фразы, которые кажутся осмысленными (или, во всяком случае, интонационно завершенными), но я ни слова не понимаю.

Каждый вечер мы ходим к бассейну втроем. Купаться уже слишком холодно, но, если погода позволяет, мы садимся на бортик и опускаем ноги в воду. Я крепко держу Маргарет, чтобы она не свалилась, а она болтает ножонками и смеется.

– Мы должны внимательно следить за ней, когда бываем у бассейна, – снова и снова повторяет Уилл. – И дверь из кухни нужно всегда держать на запоре, чтобы наша ласточка ни в коем случае не выходила из дома одна. Не спускай с нее глаз!

Можно подумать, я не понимаю, чем может обернуться наша небрежность!

После ужина мы укладываем Маргарет спать и Уилл говорит:

– Ну что ж, дорогая, пора и нам… Сегодня у тебя был трудный день. Завтра ты снова сможешь заняться мебелью, а сейчас нам нужно отдохнуть.

– Ты иди, – отвечаю я. – Я скоро.

Он уходит, а я иду в кухню, отворяю голландскую дверь и выхожу из дома, полной грудью вдыхая холодный воздух, в котором витает железистый запах источника.

Жить на природе совсем не то, что в городе. Ночи здесь совсем темные и очень тихие – такой темноты и тишины я не помню. А какие здесь звезды!.. Ничего прекраснее я в жизни не видела! Я запрокидываю голову и смотрю в небо. Как их много! И какие они крупные и яркие! Кажется, будто до них можно дотронуться, стоит только протянуть руку. Я смотрю на звезды и изобретаю новые созвездия: Яйцо, Девочка, За́мок… В конце концов у меня начинает болеть шея, и тогда я опускаю голову и любуюсь звездами, которые отражаются в бассейне. Мне представляется, что вода – это галактика, состоящая из мириадов звезд. Я гляжу на них до тех пор, пока у меня не начинает кружиться голова, и я уже не понимаю, где настоящие звезды, а где – отражения. Наконец я возвращаюсь в кухню, запираю двери и гашу свет.