Буслай глянул по сторонам, сказал чересчур живо:

– Смотри, стены дырами истыканы.

В стенах зияли не только дыры, откуда могли вывалиться полчища каменных крыс или чего похуже, но и настоящие проходы, ведущие неведомо куда.

Пятнышко синеватого света стало светить ярче, что было на руку: факелы догорали, язычки один за одним гасли с горестным вздохом, оставались лишь самые упрямые. Впереди смутно виднелся завал: глыбы странно гладкие, рельефные.

– Лют, а чего мы здесь забыли? – спросил Буслай неожиданно.

Лют посмотрел удивленно: все-таки лучше леса и полей ничего нет, вон, как поганые пещеры действуют!

– Будто не знаешь, – фыркнул он в ответ.

– Да-да, найти чудо-оружие, – закивал Буслай. – Но где его отыщешь? Горы-то огромные.

– У встречных спросим, – отшутился Лют.

Буслай вздохнул, факел в его руке опустился, огоньки посинели от натуги, полыхнули, но быстро угасли. Гридень отшвырнул рдеющую булаву, в темноте глухо стукнуло.

– Лучше погибать с пользой.

– Кто спорит, – протянул Лют.

Буслай вздохнул мечтательно:

– Эх, сейчас бы драться со степняками, честной сталью защищать Кременчуг, а не подлым колдовством. Ну что хорошего в ползании по проклятущим горам? Разве не лучше сразиться с доблестным супротивником? Степняки ведь воины лютые.

Лют хотел согласиться, но с удивлением почувствовал отвращение к словам Буслая да и к нему тоже. Чему радуется – что на дом напали умелые бойцы? А если были бы слабые, то плакал бы? Да и доблесть степняцкая странная: налететь, порубить, пожечь, в полон угнать. Это что, и воров чтить?

На миг представил, что и на дом Чаруни нападут такие вот, – и из дыры в груди резануло болью. Лют тряхнул головой, в черепе жарко бурлило, мысли метались смятенно. Проклятые пещеры! Ведь до сих пор уважал степняков за храбрость, отвагу, с некоторыми даже братался на Пепельном валу. Отчего стало гадливо?

– Странный завал, – проник сквозь гвалт в голове голос Буслая.

Лют поднял глаза, похлопал ресницами, не понимая, почему так темно. Под ноги упал огрызок факела, на полу шевелились красные светлячки, тянуло гарью.

Синеватый свет освещал преграду скудно, только и понять, что велика и неровна: в одном месте до потолка, а в другом – в два человечьих роста. Камни, если это камни, чересчур гладкие на вид, прижаты друг к другу плотно, разрывов не видать.

Лют приложил ладонь, словно схватил стальную пластину… теплую, будто недавно сошедшую с наковальни. Буслай прислушался: привычный гул пещер разбавился новым тягучим звуком – потоньше и чуть резче.

Гридни одновременно попятились, в сумраке переглянулись – зубы слабо блеснули. Буслай спросил отчего-то шепотом:

– Может, новый факел запалим?

– Нет. Осталось мало, а сколько в темноте мыкаться – неизвестно.

– Тогда перелезем?

Лют задумался, сказал тихо:

– Отчего не пройти боковым ходом?

– А каким именно? – возразил Буслай чуть громче. – Я насчитал с полдюжины. И куда они ведут?

Лют огрызнулся:

– А этот куда?

– Ну… Лучше идти прямо, начнем метаться – заблудимся или что похуже.

Лют молча признал правоту. Подошел туда, где преграда ниже, поправил броню и меч, мешок с поклажей туго привязал к спине. Взгляд проник в темноту, едва подсвеченную синим светом, в поисках выступов, углублений, но бессильно соскользнул. Буслай пошарил ладонями по завалу, крякнул озадаченно:

– До чего гладкие камни, уцепиться не за что. Ну ничего, на хитрый зад есть деревянный кол.

– Чего? – не понял Лют.

Буслай поплевал на ладони, сказал довольно:

– Давно пора испытать бабкин молот в деле.

Лют оглядел темную гряду с синеватой каймой, хмыкнул:

– А то на псоглавах не испытал?

Еле различил в темноте движение рук Буслая.

– То не то.

Лют смолчал. Буслай отцепил молот, болванка покружила в воздухе пробными взмахами. Лют с неясной тревогой следил за движениями. Не нравился ему этот странный завал – будто целиком из одного причудливого камня. Вдобавок теплого.

Буслай крякнул, молот жадно обрушился на преграду. Гридни ожидали услышать треск камня, но раздался влажный хруст, и по лицам воинов ударили густые капли. Под сводами тоннеля заметался страшный рев. Стены испуганно задрожали, сверху посыпалась каменная крошка, пол взлягивал, как бешеный конь.

От крика неведомого чудовища дрожали мышцы, кровь пенилась, глаза лезли на лоб и слезились. Загрохотало пуще, завал задергался, отсветы синего света исчезли, заслоненные гигантской тушей.

– Бежим! – крикнул Буслай.

Бугристый пол пакостно цеплялся за носы сапог, отбивал пятки. К лицам прильнула хладная волна, в ушах свистел ветер. В полной темноте они часто спотыкались. Буслай загрохотал железом и костями. Лют выделил его по жирным искрам кольчуги, схватил за что-то, рывком поднял, не обращая внимания на его протестующий возглас.

Сзади усилился грохот, камни заскрипели и звонко посыпались с потолка. Зашумело, будто огромная глотка с жадностью втягивала воздух, пещера наполнилась трескучим ревом.

В спину ударил свет. Лют увидел бугристый пол и на нем – две испуганные тени. В затылок дохнуло жаром. На бегу Лют обернулся и едва не распластался, как раздавленная жаба. Буслай дернул, потащил с руганью.

Огненная река, клубясь оранжевыми складками, как поток, прорвавший плотину, быстро настигала. Кольчуги на спинах раскалились, волосы трещали от жара: вот-вот займутся пламенем. Мешок на спине Люта потемнел, пахнуло горелой кожей.

Буслай едва расслышал за бешеным стуком сердца обреченную мысль: не уйти, не скрыться. Огонь настигал с ревом, от страшного жара трещала и лопалась кожа.

За руку дернуло, плечевой сустав ответил хрустом, послышалось раздраженное:

– Сюда, дурень!

Черная ниша в стене бросилась навстречу, юркнули, как мышки в норку, в спины ударило кулаком раскаленного воздуха. Пламя с ревом мчалось дальше по тоннелю, плавя крепчайший гранит. Со стен текла горячая каша, в отнорок заглянул широкий оранжевый язык и злобно дернул Люта за волосы.

Витязь хлопнул ладонью по затылку, как думающий дурак. Противно пахло паленым, воздух обжигал легкие, в груди было невыносимо горячо, холодная дыра будто исчезла. Рукой Лют подталкивал Буслая – дураку бы остановиться да поглазеть, невдомек, что кольчуга жжет ему пальцы: ряд колец загустел вишневым цветом, сквозь разрыв видна тлеющая рубаха.

За спинами потемнело, рев пламени стих, глуша шипение растаявшего камня, в отнорок ворвался яростный рык. Буслай против воли обернулся, сощурился в темноту, брови полезли на лоб: пол большой пещеры светился красным цветом, с желтой сердцевиной, будто раскаленный металл на наковальне.