светила сквозь облака, грязный свет разливался где-то вверху, почти не проникая под голые кроны, но видно было достаточно хорошо. Долли попятилась, хрустнуло что-то под ногой — не ветка точно. Спиной вперёд она вышла с древнего кладбища, счистила с лица и волос паутину. Было тихо. Ни звука, ни цвета. Даже кровь на рукояти лопаты казалась чёрной — несколько пятен да прямой, как штрих, короткий потёк.

Пальцы болели, болела голень, болело нервное сплетение — Долли споткнулась и налетела на рукоять, вскоре после того, как взяла лопату. Она не была оружием, но всё равно норовила покалечить. Впрочем, это была лесная лопата, давняя, Долли прихватила её у одной их брошенных сторожек. Для таких случаев её там и держали.

Долли закинула её на плечо и пошла вдоль кустарника, надеясь найти путь не по костям.

И почти сразу вышла к Просеке, которую искала уже полтора часа.

Оставалось только удивляться, как можно было так долго этого не видеть. Впрочем, местность в Лесу — явление непостоянное. К Просеке можно было выйти, только если заблудился. А так никакой просеки вроде и не было.

Здесь чем-то косо срезало деревья в одну сторону, а в другую — повалило, как будто великана швырнули вперёд спиной. Поваленные продолжали расти, даже не пытаясь выровняться, словно для них был какой-то свой верх и низ. Срезанные так ни на дюйм и не выросли. Точной протяжённости её никто не знал. До конца доходили вроде бы двое. Джетту не доходил, вернулся и сказал, что она не кончалась, а деревья стали повторяться. Из того похода он ничего не принёс.

По крайней мере, она была длинной. Края и близко видно не было, тропа терялась во мгле. Срезанные стволы, иструхшие, лежали очень далеко от своих пней; чем-то их разбросало.

Долли огляделась и увидела, что на ближнем дереве, по правую руку, в петле висит череп; остатки позвоночника свешивались вниз. Смутное белое костяное лицо было повёрнуто к Долли. Он чуть покачивался на пеньковой верёвке, перекинутой через сук в двух десятках футов от земли. Как не падал, было непонятно, да Долли и не хотела приглядываться. Про дерево одного повешенного ей рассказывал Джетту. Говорили и другие. Теперь она точно знала, что пришла, куда надо.

Она постояла, прислушиваясь.

Тишина. Дурная тишина глухой ночи. Так тихо, наверное, было бы в безвоздушном пространстве. Так, наверное, чувствуют себя глухие, подумала Долли. Она стояла почти минуту, прежде чем расслышала слабый шорох верёвки по ветви.

Подул слабый ветер. Где-то протяжно и противно, словно умалишённый застонал в бреду, скрипнуло дерево. Наваждение глухоты на время спало.

Долли перебросила лопату на другое плечо и пошла вперёд, навстречу слабому, едва заметному движению воздуха. Она оглянулась один лишь раз. Череп белёсым пятном отсвечивал в ветвях. Лицо его было по-прежнему обращено к ней.

Холодные ладони намокли, и Долли поняла, что нервничает. Она перешла черту, и ей оставалось только встретить обстоятельства лицом к лицу.

Обстоятельства, с горечью повторила она про себя. Если бы это были просто абстрактные, безликие «обстоятельства».

Она вдохнула поглубже и заставила себя не думать о том, чего не могла изменить. На тёмных стволах, на рельефе коры, лежали зыбкие, острые дорожки лунного света, который то набирал силу, то угасал в вышине. Долли шла медленно, вглядываясь в полосатую тьму впереди. Дальше начиналась уже просто туманная мгла. Впрочем, расстояние до этого тумана всё время оставалось неизменным, сколько бы она ни шагала, прислушиваясь к Лесу так чутко, как могла. Но Лес хранил молчание.

Внезапно мороз ледяной лапой схватил за шею, подержал мгновение и отпустил. Кинуло в жар.

Где—то далеко, на пределе слышимости, впереди и справа, она услышала звук. Слабый, как дымок погасшей спички на зимнем ветру, тонкий крик.

Она замерла, словно охотничья собака в стойке, и прислушалась.

Наверное, показалось. В скрипе ремня по плечу, в шорохе шагов.

Что лучше, подумала она, чтобы показалось или чтоб правда?

Ответа не было: лес молчал, тишина сдавила голову сухими мягкими руками. Такая тишина, от которой волосы шевелятся на затылке.

Впрочем, вдоль просеки ощутимо тянул ветер. Она потратила ещё одну глухую, пронизанную резким светом луны минуту, чтобы удостоверится.

Ветер крепчал.

Стоял ноябрь, время сухой листвы, колкого инея, умирающей травы, вмёрзшей в лёд. Иногда в рисунке льда виделась какая-то картина, и Долли, не выдерживая, разбивала её каблуком. Сейчас ей не хватало этого звона. Любого звука.

Даже того, который послышался?..

Если об этом думать, то легче не станет, решила Долли. На месте стоять нельзя было, так можно и замёрзнуть.

Долли порывисто, не колеблясь, бросила наконец лопату и сумку в ближайшую яму, под вывороченные корни упавшего дерева; сняла куртку, отправила туда же. Как же Марселла ходит с двумя мечами, я еле лопату донесла, подумала Долли, проверяя, как вынимается нож и на месте ли кольцо, вшитое в низ штанины.

Нужно было пройти ещё вдоль просеки, обязательно, и только потом сворачивать. Чтобы у неё было время. Чтобы она могла решить.

Она поспешила вперёд, почти срываясь на бег. Ветер дул всё сильнее, мешал.

Долли спешила, думая о том, что сегодня у неё всё-таки был маленький, призрачный шанс обойтись без этого похода. Но слово «призрачный» в этом лесу не имело положительных значений…

…Вскоре после того, как она разминулась с чужаками, на лесной подстилке, прямо под ногами, она увидела тонкий, плетёный шнур с оборванным концом, тянущийся в темноту леса, в туман низины за чёрными деревьями с шершавой, изрытой оспинами корой.

Ведьмина верёвка, зачарованно подумала Долли, глядя на убегающую в никуда полоску. Ведьмина верёвка. На другом её конце может оказаться что угодно. Можно взять за неё, поднять из лесного сора, намотать на ладонь и тянуть, тянуть, тянуть, вытаскивая из неизвестных глубин то, что было на другом её конце. Это могло быть сокровище. Могло быть чьё-то разлагающееся тело. Или тварь, которая обитает там, в темноте, куда не заглядывает даже луна. Говорят, так можно было найти даже потерявшегося человека, если вдруг в неведомой дали он внезапно возьмётся за такую же верёвку одновременно с тобой.

Может, сегодня как раз такая ночь, подумала Долли. Может, больше и не придётся никуда идти.

Волосы. Дёрганная, эпилептичная тень, бегущая по ветвям; дикий крик, стоявший в ушах так долго.

Чудовище из тьмы и тумана, с кривыми загнутыми когтями; убийца, безглазый, ледяной.

Тот, мычащий, с рогами ухватом, чёрной бархатной шерстью, ломящийся в окно с настырностью автомата.

И сегодня… Сегодня, наверное, будут ещё.