Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, видела. Чьи это кольца?
Алексей Валерьянович пожал плечами.
– Да мало ли чьи. Хоть царицы. Она вон на бывшей царской яхте всю Волгу прошла, подавляла восстания. А там уж, на яхте, чего только не было! Ведь бегством спасались!
Они сели в холодную машину.
– Почему вы говорите со мною так откровенно? – прямо спросила Дина. – Отчего вы мне так доверяете?
– Милая моя! – Свободною правой рукой он обнял её за талию, а левой продолжал крутить руль. – Одной только вам я и верю. Кому-то же нужно мне верить, иначе рехнусь. Очень просто.
– А вы? – вдруг спросила Дина. – Вы тоже с ней спали?
– Я – нет. Хотя этого было не так-то просто избежать. Я сказал ей, что меня совершенно не интересуют женщины, она мне поверила.
– Но ведь они вас действительно не интересуют, – пробормотала Дина и тихо сняла его руку со своей талии.
– Я – мистик, Дина Ивановна. Мистики почти не разделяют людей на мужчин и женщин. Нас занимает исключительно душа, а если вдруг тело, то только такое, как ваше.
Она молча, исподлобья, посмотрела на него.
– Блюмкин меня знает прекрасно, – продолжал он. – А разыграл неожиданную встречу! Актер-недоучка! Он вам кого хочешь сыграет!
– Вы с ним… – запинаясь, спросила Дина. – Вы с ним на работе встречались?
– Ах, какая же вы прелесть! – засмеялся он. – Как в вас это прелестно: прямота ваша! Год назад ко мне на квартиру нагрянули гости: некто Карсавин, философ, поклонник стихии огня, тоже мистик, и Блюмкин, чекист.
– Откуда они узнали про вас?
– Ну, откуда? Вы думаете, в ЧК одна братва собралась? Нет, там есть люди самые разные. Авантюристы, одержимые, просто сумасшедшие. Убийцы, огромное число убийц. Вампиры, уроды. Ну, разные люди. Карсавин-то – кролик, блаженный, с него взятки гладки, он сам на крючке, а Блюмкин – опасный мерзавец. Набивается со мной в экспедицию, не знаю, что делать. Дзержинский велел, мне придётся терпеть.
– И вы не боитесь?
– Дина Ивановна! Мы же с вами обо всём говорили! Я боюсь. Но я умею выходить из страха. Пойдёмте, приехали.
Он выключил мотор и откинулся на сиденье.
– Вы подниметесь ко мне?
– А вы хотите этого? – спросила она дрогнувшим голосом.
– Я вас не хочу ни к чему принуждать.
– Да, я поднимусь.
Квартира Алексея Валерьяновича была на втором этаже большого дома в Староконюшенном переулке. Вошли в столовую – огромную, барскую комнату с высокими тяжёлыми стульями.
– Сейчас позвоню прислуге, нам принесут поужинать, – сказал он, не глядя на Дину.
Она отрицательно покачала головой:
– Я есть не хочу.
– Дина Ивановна! Я начинаю себя презирать. Я не понимаю вас. Вернее сказать: понимаю, но то, что приходит мне в голову, так оскорбительно, что я стараюсь об этом сразу же забыть.
– Я от вас ничего не скрываю, – сказала она и начала расстёгивать пуговицы на блузке.
– Да. Вы – редкая женщина. Я таких не встречал. А ещё актриса. Кого вы можете играть? Только саму себя.
– Те роли, которые мне предлагают, большого таланта не требуют.
– Пойдёмте, – прошептал он, отводя глаза от её тела, заблестевшего в расстёгнутой блузке.
В кабинете стоял простой диван, на котором лежали две большие подушки в пёстрых наволочках, горела настольная лампа и везде были книги: на столе, на полу, на подоконнике. Из-за книг были не видны ни инкрустации, ни шкафы с львиными головами на ручках, ни очень пушистый ковер, в котором ноги слегка даже вязли, как в пышной траве.
Дина Форгерер, молодая жена только что вконец опьяневшего в ресторане «Медведь», расположенном на Люксембургштрассе, и всё ещё мрачно склонённого над белыми следами съеденного карпа в сметане Форгерера Николая Михайловича, свободно прошла к дивану, свободно уселась на него, подложив себе под спину большие подушки. Посторонний ей мужчина, мистик и маг, хиромант и психолог, Барченко, Алексей Валерьянович, сел у её ног и поднял к ней голову так, как это делают собаки, не вполне уверенные в том, что их присутствие приятно хозяину. Нетерпеливым движением спины и шеи она освободилась от своей расстёгнутой блузки и теперь сидела перед глазами этого постороннего ей человека в тонкой белой сорочке, из которой её молодые и круглые груди выступали с тою же прямотой и открытостью, которая ей и во всём была свойственна.
Алексей Валерьянович осторожно провёл пальцами по её левой груди и осторожно поцеловал сосок, еле дотрагиваясь губами. Она слегка вздрогнула.
– Ложись, – попросил он.
Дина покорно легла на диван, не снявши своих лакированных туфель с большими блестящими пряжками, – подарок далёкого мужа. Хиромант, тёмный человек, работник научно-технического отделения Высшего совета народного хозяйства Алексей Валерьянович Барченко ловкими руками стянул с неё чёрную юбку, и теперь, белея в темноте слегка угловатым, заметно напрягшимся телом, она лежала перед ним с открытыми, блестящими глазами и, сдерживая дыхание, смотрела на него.
Он начал целовать её ноги в шёлковых чулках, потом её узкие бедра. Тонкая сорочка мешала ему, и он одним резким движением сорвал её и отбросил на ковер. На ней остались только кружевные панталоны и чёрные чулки на подвязках.
– Сними, – прошептал он.
По-прежнему не отводя глаз от его лица, она сбросила с себя всё и замерла.
– Моя красота, – хрипло сказал Барченко. – Моё откровение…
Он быстро разделся до белья, быстро прошёл во глубину кабинета и вернулся с кальяном. Странный, слегка тошнотворный запах расплылся по кабинету. Дина лежала, не шевелясь.
– Вот это и есть то, что мне нужно, – шептал Алексей Валерьянович, вдыхая и выдыхая дым и в промежутке дотрагиваясь до её груди осторожными губами. – Твоя красота и твоё откровение…
Прикосновения его пальцев стали горячими. Дина слегка застонала, но тут же притихла.
– Не двигайся, не шевелись, – попросил он, – мне только смотреть на тебя…
Он прикрыл глаза и начал губами ощупывать низ её живота.
– Да, я был уверен, что это существует… такая красота… – бормотал он, всё глубже и глубже впиваясь в неё. – Никто мне не верил… А я говорил: она есть, и только она – откровение. И вот я нашёл… я обрёл наконец… Вы слышите музыку? Это оттуда.
Дина закрыла лицо руками, почувствовав его губы глубоко внутри. Алексей Валерьянович оторвался от неё, поднял голову:
– Твоя красота подтверждает догадки… лежи, ради Бога, не двигайся.
– Вы снова… гипнозом? – прошептала Дина.
– Ты сильная, ты очень сильная, гипнозом тебя не возьмёшь…
Она начал опять покрывать её тело легкими и осторожными поцелуями. И Дина опять застонала.