Тот достал очки и поднес записку поближе к свету.

– Это не Хопкинсон, но им знать не положено… Регулятор… Полярная звезда… Туман весь горит – пар, он несет смерть, он в трубке… паровые трубки – под Полярной звездой, – прочел он вслух. – Что ж, не будь я Сидни Пейтон, если это не самое странное, что я в жизни слышал… Слушайте, мистер Гарланд, в оружии я совсем не разбираюсь, и очень этому рад, так что с этой хопкинсоновской штукой помочь вам ничем не могу. Зато могу отвести к тому, кто может. Станет он помогать или нет, неизвестно, но Генри Ватерман – достойный парень, и я точно знаю, что он совсем не рад делать то, что делает. Он из тех, кто долго думал, прежде чем подписывать новый контракт, и теперь, похоже, крепко жалеет, что согласился. Он унитарий[21], наш Генри. Человек с совестью, сказали бы вы.

Двадцать минут спустя мистер Пейтон уже вводил Фредерика в ничем не примечательный с виду дом, вывеска на котором гласила, что это Рабочий литературный и философский институт.

– У нас тут превосходная библиотека, мистер Гарланд, – сообщил он. – И дебаты во второй вторник каждого месяца, и лекционные курсы – когда удается осилить подписку… А вот и Генри Ватерман. Идемте, я вас познакомлю.

Они вошли в библиотеку – маленькую комнатку с очень скромной обстановкой – стол да полдюжины стульев. Все стены были заняты полками с книгами на социальные и философские темы. Мистер Ватерман, плотный серьезный джентльмен лет пятидесяти, читал при свете масляной лампы.

– Генри, хочу тебя познакомить с мистером Гарландом из Лондона. Он детектив, – сказал Пейтон.

Мистер Ватерман встал и пожал гостю руку. Фред снова изложил свою историю, на сей раз в сокращенном виде. Ватерман слушал внимательно и в конце кивнул, словно только что разрешил для себя некую проблему.

– Мистер Гарланд, вы только что прояснили мне очень важные вещи, – сказал он. – Я нарушу свое обещание, потому что думаю, у них не было права его с меня брать. Да, я расскажу вам про паровую пушку.

Это оружие, основанное на совершенно новом принципе, – новое с механической, стратегической и со всякой прочей точки зрения. Я занимаюсь котлами и в пушках ничего не смыслю, но уверен, эта – настоящий кошмар. Я изготавливал систему трубок, способных подвести к ней пар под высоким давлением, – самое сложное инженерное устройство, какое вы только в жизни видели. Очень красиво выглядит, да и замысел красив. Мне никогда и в голову не приходило, мистер Гарланд, что механизм может быть прекрасен и одновременно так отвратителен.

Она расположен на самой обычной железнодорожной платформе, только укрепленной и амортизированной особым образом. Бойлер и топка находятся сзади и достаточно невелики (им, в конце концов, не поезд вперед двигать), но при этом очень мощны. Мы с легкостью добиваемся давления четырехсот фунтов на квадратный дюйм… Я бы даже сказал, там еще сотня фунтов в запасе. Жжет она кокс – как видите, еще и без дыма. Даже и не скажешь, что она вообще стрелять может.

Далее… Вы слышите слово «пушка» и наверняка представляете себе торчащий вперед длинный ствол, да? Так вот, нет. Вагон выглядит как самый обычный грузовой вагон, только с бойницами. Крошечные отверстия, по шестьсот с каждой стороны. Тридцать рядов, по двести в каждом. Из каждой бойницы вылетает по пять пуль в секунду. Для этого-то пар и нужен. Можете себе представить двенадцать тысяч пулеметов, работающих сразу, одновременно, мистер Гарланд? Тут ни один фунт пара из тех четырехсот даром не пропадает, можете мне поверить.

Но и это еще не все. С артиллерийской частью я не слишком знаком, моя работа – гнать пар по трубам, но я слышал, там есть что-то вроде жаккардового механизма, чтобы регулировать схему обстрела. Уверен, вы такие штуки видели: система карт с пробитыми в них дырками – такие используются в ткацком деле, чтобы наносить узор на ткань. С его помощью стрелок может разрядить один ряд, потом следующий, ниже, еще один, и так далее – или, скажем, палить из всех столбцов по очереди, или партиями, или короткими залпами из всей установки, как ему бог на душу положит. Только перфорированными картами этот регулятор не пользуется, там все на электрических импульсах: на рулон вощеной бумаги нанесены линии очень плотным графитом. Человек, который все это придумал, мистер Гарланд, почти гений. Это и правда самое удивительное произведение инженерного искусства, какое я в жизни видел. Но это зло. Это чудовище! Представляете себе человеческое тело после встречи с ним? Каждый квадратный дюйм в пределах… – ну, скажем, пятисот или тысячи ярдов заполнен раскаленными докрасна пулями. Опустошение – недостаточно сильное слово. Тут надо что-то из Апокалипсиса, чтобы хоть как-то описать эффект.

Вот что такое паровая пушка. Одна уже готова и отослана за границу – куда, не знаю. Скоро будет и вторая: еще пара недель, и ее смогут испытать. Сами понимаете, мистер Гарланд, мне все это очень не нравится. Сидни лучше меня понял, что нам грозит, и я теперь жалею, что мне не хватило храбрости сразу отказаться. Одна только мысль, что мое мастерство – а я им горжусь – использовали ради таких извращенных целей… что мои соотечественники сами, своими руками впускают этот ужас в мир… У меня от этого сердце болит.

Он умолк и запустил обе руки в свои короткие седые волосы, после чего бессильно уронил их по обе стороны от книги. Салли бы он понравился, подумал Фредерик.

– Мистер Ватерман, я вам бесконечно благодарен. Теперь многое стало понятно. Но что насчет руководства этой фирмы? Вам знакомо имя Беллман?

– Беллман? – тот покачал головой. – Не думаю, что я его слышал. Все знают, что компания работает на иностранном капитале. Он же иностранец, этот ваш Беллман?

– Швед. Но там есть и русский след.

– Русский? Вот оно! Помните, я вам говорил про конструктора, который должен быть почти гением? Его фамилия Хопкинсон. Так нам сказали, хотя его самого никто в глаза не видел. На чертежах, по которым мы работаем, его сокращают до «HOP», но надпись выглядит странно, словно там было четыре буквы, а потом «Си» вымарали. Но в одном месте… в уголке, так что не всякий заметит – я увидел вот это. Смотрите, я вам напишу…

Он взял у Фреда карандаш и написал:

– Видите? Эта последняя буква, – вовсе не «Си», а «Ди». Вы знакомы с кириллицей, мистер Гарланд? Я вообще интересуюсь языками, а не то и не догадался бы. Короче, если это «Ди», остальные буквы сразу предстают в новом свете. Это по-русски. Нашими буквами это бы выглядело так:

– Норденфельс! – вскричал Фредерик. – Святые небеса, мистер Ватерман, вы разгадали загадку!

– Норденфельс? – не понял тот.

– Шведский инженер, исчез в России. Вероятно, убит. Черт меня побери… Это просто восхитительно! Так вы говорите, через пару недель они собираются испытывать новую пушку?