– Артур и Ральф остались ждать в некотором отдалении, я же прошел вперед. Граф Эктор стоял подле короля, а также Коэль Регедский, Кадор и еще с десяток военачальников Утера, чьи лица мне были знакомы. Я заметил, как Эктор изумленно взглянул на Артура. Лота нигде не было видно.

Утер приветствовал меня с любезностью, плохо скрывавшей нетерпение. Должно быть, он намеревался прямо сейчас представить полководцам своего сына, однако не успел. Снаружи заиграли трубы. Утер поколебался мгновение, потом сделал торопливый знак Эктору, и тот, выступив вперед, представил Артура королю как своего приемного сына Эмриса. Артур по-взрослому собранно и чинно опустился на колено и поцеловал руку короля. Я видел, как Утер сжал его пальцы, и подумал, что вот сейчас он все объявит, но в это время опять, еще громче и ближе, заиграли трубы, и двери шатра распахнулись. Артур отошел в сторону. Утер с заметным усилием оторвал взгляд от его лица и произнес слова команды. Военачальники, отдавая приветствие, торопливо разошлись, чтобы вскочить на коней и скакать к своим полкам. От топора копыт содрогнулась земля, воздух зазвенел от возгласов и булатного звона. Вбежали четверо здоровых мужчин с шестами, и я увидел, что трон Утера – на самом деле своего рода носилки, большое кресло, в котором его понесут на поле боя. Слуга бегом поднес королевский меч и вложил ему в руку, что-то шепнув при этом, четверо носильщиков пригнулись к шестам в ожидании королевского слова.

Я шагнул в сторону. Если в эту минуту мне и вспомнился молодой отважный воин, умело и мужественно сражавшийся бок о бок со своим братом в начале войны, то жалости и сострадания я не почувствовал – так весело вскинул голову король, так знакомо улыбнулся своей яростной улыбкой. Годы словно слетели с него. Когда бы не носилки, я поклялся бы, что передо мной здоровый человек. Даже румянец снова выступил у него на щеках, и весь он словно загорелся.

– Мой слуга сообщил мне, что ты уже предрек нам победу? – Он засмеялся молодым, звонким смехом. – В таком случае ты принес нам сегодня все, чего можно было желать. Эй, мальчик!

Артур, разговаривавший с Эктором у входа, замолчал и оглянулся. Король поманил его.

– Иди сюда. Будь со мной.

Артур бросил вопросительный взгляд на своего опекуна, потом на меня. Я кивнул. Он пошел на зов короля, а Эктор сделал знак Ральфу, и тот, не говоря ни слова, двинулся вслед за Артуром и встал с ним рядом слева от королевского кресла. Эктор еще помедлил у входа в шатер, но Утер говорил что-то своему сыну, и Артур был весь внимание. Граф закинул полу плаща через плечо, второпях кивнул мне и вышел. Снова взыграли трубы, и короля понесли навстречу солнцу и кликам туда, где его ждали, изготовившись к бою, полки.

Я не последовал за носилками вниз по склону холма, а остался на высоком месте перед входом в шатер и мог видеть, как внизу подо мною на широком поле строятся войска. Вот носилки поставлены на землю, и король, поднявшись, обращается с речью к своим солдатам. На расстоянии мне не было слышно, что он говорит, но, когда он обернулся и указал туда, где я стоял на виду у всей армии, опять раздался крик: «Мерлин!» – и затем приветственные возгласы. В ответ донесся крик из вражеского стана, полный вызова и насмешки, и тут же все потонуло в реве труб и в громе копыт, и содрогнулись небеса.

Подле башни росла старая яблоня, толстая, узловатая, кора вся в зеленых пятнах лишайника, но сучья ее клонились под грузом золотистых яблок. Перед яблоней была груда камней и среди них – некое подобие пьедестала, быть может поддерживающего когда-то статую или алтарь. Я взгромоздился на этот пьедестал и, прислонившись спиной к стволу яблони, принялся наблюдать за ходом сражения.

Знамени Лота по-прежнему нигде не было видно. Я подозвал пробегавшего мимо парня – это был подручный лекаря, он торопился в лазарет внизу под горой – и задал ему вопрос:

– А что же Лот из Лотиана? Его полки не подошли?

– Пока нет, господин. Не знаю почему. Может быть, их держат в резерве на правом фланге?

Я посмотрел туда, куда он указывал. Там, в правом конце поля, посверкивала, извиваясь, речка в широких, шагов на пятьдесят, топких берегах. Дальше подымался отлогий склон, поросший редким ивняком, ольхой и молодыми дубами, а за ним начинался настоящий лес. Склон был неровный, каменистый, но конница там прошла бы, а под покровом леса вполне могла бы спрятаться целая армия. Мне показалось, что я вижу блеск копий сквозь лесную чащу. Лот, подходя с северо-востока, должен был первым узнать о приближении саксов и никак не мог бы опоздать к началу битвы. Не иначе как он затаился в лесу, высматривал и выжидал. Но не как резерв, не по приказу короля – в этом я был убежден. Перед Лотом сегодня действительно встал выбор, о котором говорили мы с Кадором: если бой будет складываться в пользу Утера, Лот успеет ввести свои полки и разделить с ним миг триумфа, а впоследствии добычу и власть; если же побеждать будет Колгрим, то Лот сможет перекинуться на сторону саксов, вовремя отвергнув брак с Моргианой, и воспользоваться благами, которые дадут ему новые правители. Конечно, я, может быть, возвожу на него напраслину, подумал я, но сдается мне, что так оно все и есть. Жаль, я до начала битвы не узнал, что думает по этому поводу Утер. Если Лот находится где-нибудь поблизости, уж он ни за что не упустит открывшихся ему в этой битве возможностей. И он скоро заметит меня или, во всяком, случае, прослышит о моем присутствии. А уж тогда он сразу поймет, кто таков этот белый отрок на белом коне, сражающийся по левую руку от короля.

Было ясно, что появление верховного короля, даже на носилках, укрепило и взбодрило дух британцев. Правда, несомый в битву, он не мог, как раньше, вести полки за собой, но его дракон развевался в самом центре поля сражения, и, хотя приближенные обступили его плотным кольцом, не подпуская врага к носилкам, самая яростная сеча пошла именно там, вокруг королевского дракона, и время от времени мне видно было, как сверкала золотая мантия и взблескивал собственный меч короля. Справа от него рубился король Регеда, а рядом с ним Кау и трое из его сыновей. Там же сражался и яростный, упорный Эктор, а слева – Кадор, с истинно кельтским блеском и упоением. Артур от природы был одарен и упорством одного, и вдохновеньем другого, но сейчас, я знал, он не ведал большего счастья, чем сражаться, прикрывая слева своего короля. Ральф в свою очередь, чуть отступя, прикрывал левое плечо Артура. Я видел, как его каурая кружится, вьется и оседает на круп бок о бок с белым жеребцом.

А битва кипела, перекидываясь то туда, то сюда. Вон знамя покачнулось и упало под яростным натиском врага; но британцы наседают снова, мелькают боевые топоры, и пятятся перед ними воющие волны саксов. А через заболоченную речную низину уже несколько раз промчался одинокий всадник – гонец, как можно было понять, промчался и исчез среди деревьев на том берегу. Теперь уж мне было совершенно ясно, что там укрываются и выжидают полки Лота. И я знал, так же определенно, как если бы прочел его мысли, что выжидает Лот не королевского приказа. Каких бы призывов о помощи ни отвозили ему те гонцы, все равно он не вступит в битву, покуда не станет очевидно, на чью сторону клонится победа. Так два кровопролитных часа, от полудня до трех, бились британские силы, лишенные свежих подкреплений. Ранен король Регеда и унесен с поля битвы, его полки удерживают позиции, но мне видно, что они готовы дрогнуть. И однако, по-прежнему не показываются воины Лотиана. Еще немного, и, если они не ввяжутся в бой, будет, пожалуй, поздно.