Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Горожанам их мятеж радости не принес. На сей раз с ними обошлись безжалостно. На Бордо был наложен коллективный штраф; самым скомпрометированным горожанам пришлось отправиться в изгнание. Парламент, пожалованный Гиени в 1451 г., не стали восстанавливать; как и в прошлом, теперь по судебным делам следовало апеллировать в Париж или в Тулузу. Французскую власть, суровую и придирчивую, здесь по-прежнему не любили. Но, по крайней мере, в заслугу ей можно было поставить тот факт, что она удержалась. Пришел конец долгому трехвековому союзу между гасконцами и английскими королями, прекратил существование крупный фьеф Аквитания, из-за которого началась война.
По знаменитым словам Жанны д'Арк, враг был «изгнан из Франции». У него, правда, оставались Кале и графство Гин. Карл с 1451 г. замышлял напасть на этот последний оплот ланкастерского владычества на континенте. Но герцог Бургундский, без поддержки которого успех операции был невозможен, враждебно отнесся к этой идее, так что ее осуществление пришлось отложить. К ней попытаются вернуться несколько позже, столь же безуспешно. Таким образом, взятие Бордо знаменует финальную точку — если не войны, поскольку никакого мира заключено не было, то во всяком случае военных действий, которые с большей или меньшей интенсивностью продолжались сто шестнадцать лет. Примем вместе с традиционной историографией, что Столетняя война, развязанная в мае 1337 г., завершилась в октябре 1453 г. Нам остается оценить ее результаты и последствия для каждой из сторон.
Пусть нас не вводят в обман слава и престиж победителя. Заявления легистов, королевские воззвания, дифирамбы наемных сочинителей и даже легенды на памятных медалях воспевали успех, сообщали о чудесном взлете суверена из ничтожества на самую вершину могущества, наперебой возносили хвалу Французскому королевству, вновь занявшему первое место в христианском мире. Сам Карл VII постарался изгладить все воспоминания о былых поражениях, ошибках юности, проявлениях слабости, омрачивших начало его царствования. Главной частью этой кампании была реабилитация Жанны д'Арк. Сразу же после взятия Руана, в феврале 1450 г., было приказано провести предварительное расследование, надолго затянувшееся из-за саботажа римской курии. Легат, кардинал д'Этутвиль, в 1452 г. согласился выслушать свидетелей, собрать воспоминания и справки. Но Николай V боялся поссориться с Англией, если он вновь начнет в политических целях процесс, уже проведенный по всем канонам. Его преемник Каликст III в июне 1455 г. наконец согласился начать следствие по делу, поручив его архиепископу Реймскому, Жану Жювенелю, который был одним из судей в Пуатье. После этого начался процесс, с обычной помпой и медлительностью, и наконец было вынесено решение о реабилитации, объявленное в Руане 7 июля 1456 г. Тем самым уничтожались последние сомнения в легитимности помазания Карла, которые еще могли оставаться. Жанна была объявлена доброй католичкой, несправедливо обвиненной в ереси. Теперь ничто не мешало поверить в сверхъестественный характер ее миссии. Итак, Бог защитил Валуа в самый мрачный момент их упадка, как и позже — во время их новых побед: сверху целенаправленно распространяли слухи, что походы на Нормандию и Гиень сопровождались чудесами и знамениями.
Но престиж — это еще не все. Часто цена победы заранее отравляет ее плоды. Для Франции в целом Столетняя война была тяжелейшим испытанием, из которого она вышла ослабленной, разбитой, и пройдет не один век, прежде чем она сможет вернуть себе былое положение. Настал конец спокойной гегемонии, которой некогда располагали, даже при ограниченных средствах, последние Капетинги над Европой, у которой возможностей было еще меньше. Мир, развитие которого во время столкновения Валуа и Ланкастеров не прекращалось, стал иным, менее подверженным французским влияниям.
Материальное обеднение страны очевидно. Долгая борьба, грабежи и эпидемии сильно сократили население и снизили его производительность. Не повсюду эта беда была непоправима в равной мере. Встречались менее затронутые войной области, например, лангедокский Юг, Центральный массив, а вне королевского домена — Бретань и Бургундия, которые, не сумев оправиться после жестокого кровопускания 1348 г., в конечном счете не испытали новых потерь населения. Там для возрождения хозяйства найдутся более благоприятные условия; до конца века заезжие путешественники будут воспевать тамошнее процветание, обильные житницы, сравнивая их с более опустошенными провинциями. Но земли по средней Луаре, Нормандия, Иль-де-Франс, Шампань, то есть сердце королевства и колыбель монархии, находились в состоянии крайнего истощения, которое продлится еще долго. Когда в 1461 г. Людовик XI, узнав о смерти отца, покинет тучные фламандские равнины, чтобы короноваться в Реймсе и вступить в свою столицу, по дороге он увидит вокруг только развалины и опустошение: десяти лет мира не хватило, чтобы на разоренной земле зажили шрамы.
Ведь больше всего, как всегда в подобных случаях, пострадало сельское хозяйство. Здесь ханжеский тон королевских грамот о помиловании, громкие заявления хронистов, по традиции весьма склонных к одобрению действий власти, полностью согласуются с неопровержимыми свидетельствами архивных документов. Некоторые кантоны были практически обращены в пустыню. Жители умерли или бежали от эпидемии либо с приближением рутьеров. Самые смелые вернулись, когда опасность миновала, но их было так мало, что в некогда процветавших деревнях теперь осталось всего по несколько дворов. Производительность земледелия упала настолько, что возникла опасность нехватки его продуктов для пропитания городов, где подорожание жизни и голод ставят под угрозу жизнь бедных ремесленников. От такой ситуации беднели все, кто живет за счет земли, а особенно сеньоры, чья земельная рента обращалась в ничто по мере расширения ланд и целины. С тех пор как война прекратилась, в каждой провинции начиналась энергичная восстановительная работа, направленная на возрождение пришедших в упадок доменов, создание условий для земледелия, пересмотр норм оброков, выплачиваемых за держание земли. С этим движением возрождения связаны и ордонансы Карла VII, до мелочей расписывавшие порядок управления королевским доменом. Аналогичные усилия предпринимались всеми крупными земельными собственниками, как светскими, так и церковными. Сочинение Иоанна де Бурбона, аббата Клюни, к счастью сохранившееся в архивах и потому доступное для изучения, — несомненно, не единичный пример. Повсюду старались привлечь крестьян к земле, объединяя держания, облегчая чинш, переводя самые тяжкие повинности в денежные и даже иногда приплачивая на обзаведение хозяйством — сеньор рассчитывал возместить эти затраты за счет будущих повинностей. Бесспорно, такая политика принесла конкретные результаты. Несомненно, достигнуть их можно было и быстрее. Но этому возрождению сельского хозяйства недоставало надежды на более щедрый доход, который бы ускорил демографический рост. Бремя налогов, особенно чувствительное для «бедного землепашца», будет беспрерывно расти до самой смерти Людовика XI, тормозя возрождение села. Возможно, следует учесть и тот факт, что горожане, все в большей степени получавшие возможность приобретать владения сеньоров, проявляли себя менее либеральными по отношению к держателям, чем старые имущие классы: из тщеславия нуворишей они строго требовали выплаты пошлин и повинностей, уклонявшихся от этого крестьян привлекали к суду и в конечном счете действовали во вред собственным интересам в широком их понимании.