– Верно, – говорит Марк, не замечая перемены в ней.

Его глаза изучают ее лицо, впитывая его, словно умирающий от жажды долгий глоток воды.

– Ты единственная, Лиллиан. Ты всегда была единственной, – Марк почти смеется. – Всегда все дело было в нас. Ты была права. Ты права.

Одной рукой все еще обнимая Лиллиан за талию, Марк тянется к штурвалу корабля, его глаза сверкают и почти бе-зумны:

– Так давай закончим с этим.

– Марк, подожди. Что ты имеешь в виду? Что ты…

– Так будет лучше и для Ундины, – бормочет он, снова изучая карту. – Она в безопасности. Девочка знает лишь одну семью. Будет лучше, если она никогда не узнает о нас.

И тут девушка понимает, что собирается сделать Марк. С резким вздохом Энни возвращается в свою собственную оболочку, борясь со скорбной болью Лиллиан внутри.

Однажды, когда Энни была ребенком, она купалась у берегов Баллинтоя. Ее подхватило волной и засосало под воду, она почувствовала, как воздух вырвался из груди, почувствовала, как солнечный свет исчез. Ее швырнуло вниз головой и выбросило далеко… очень далеко. Тогда она была слишком юна, чтобы думать о смерти. Она еще даже не придумала игру в исчезновение. Когда она барахталась под волнами, ее охватили паника и смятение… Но под всем этим было что-то неосознанное и постоянное – вера в поверхность, уверенность в том, что свет и дыхание вернутся. В детстве не представляешь себе ничего, кроме жизни, кроме света, кроме еще одного шанса, и еще, и еще.

В тот момент, когда Марк с дикими глазами хватается за штурвал, Энни снова приходит к этой уверенности. Даже сейчас, после всего, что произошло.

После ужасной ограниченности жизни под бдительным оком отца. После внимания Десмонда, его прикосновений, его окончательного предательства. Божьего предательства. После беременности. Унижения. Желания умереть. После мечтаний о побеге. После всего этого – даже став невольным сосудом другой потерянной души, – у нее все еще есть частица настоящей Энни, и частица истины, веры: этот свет.

В ее душе все еще есть уверенность.

Энни цепляется за эту уверенность, когда ее сознание прорывается сквозь чары на поверхность. Она осознает, что творится вокруг, осознает истину.

Они находятся в канале. Девушка видит сердитые белые шапки, когда вода разбивается и кружится в узком проливе. Если корабль не наткнется на скалы, скрытые под волнами, он столкнется с одной из немецких мин.

Марк хочет уничтожить корабль. Обречь на проклятие тысячу душ на борту, спящих и не знающих, что их ждет. Как люди на борту «Титаника».

– Да, – говорит внутренний голос. – Мы всегда будем вместе. – Но это не мысли Энни. Это то, чего хочет Лиллиан, но Энни не может убить всех на борту этого корабля. Она не вынесет ответственности за столько смертей во второй раз.

– Марк, ты не можешь этого сделать, – говорит Энни, вырываясь из его рук. – Ты же не собираешься убить их всех. Они невиновны.

Его взгляд – чистое замешательство.

– О чем ты? Я делаю это для нас. Чтобы освободить тебя от этой Сделки. Это единственный способ для нас быть вместе, разве ты не понимаешь? Эта жизнь для меня окончена. Но для нас, для нас – это только начало.

Он полон решимости. Но Энни не может быть такой эгоисткой. Она хорошая девочка.

Она пытается, но не может вырвать штурвал из рук Марка. Это тело все еще не принадлежит ей, никогда не принадлежало. Возможно, с самого рождения. Может быть, женские тела всегда такие. Марк отталкивает девушку. Теперь уже маниакально, отчаянно пытаясь удержать штурвал в брыкающихся волнах, бьющихся о корабль. «Британник» поднимается, опускается и дрожит, как игрушечная лодка, пытающаяся плыть по бушующей реке. Мелькают вспышками воспоминания последней ночи «Титаника». Она падает, как от удара. Электрический заряд надвигающейся катастрофы потрескивает в воздухе.

Энни уверена, что чувствует запах взрывчатки за долю секунды до того, как они задевают мину.

В последний момент она делает единственное, что может сделать: освобождает зачарованных от чар, пробуждая их, чтобы они могли попытаться спастись. Возможно, она все сделала неправильно, но она все еще может сделать одну последнюю правильную вещь.

Тяги для тревожных звонков манят с дальней стороны пульта управления, переключатели и рычаги, шестерни и слайды, которые капитан и команда используют для управления кораблем. Она бежит к ним, молясь, чтобы Марк не бросился за ней, чтобы он не попытался остановить ее, не успел.

Энни хватается и дергает за веревки, продолжая, даже когда по всему кораблю раздаются тревожные колокола, их резкие крики прорезают туман чар.

Даже когда они разрывают ее собственное оцепенение.

Даже когда первый из взрывов сотрясает борт корабля.

Она будет бить тревогу, пока вода не заберет ее, пока колокола и она вместе с ними не перестанут кричать.

Пока она больше не сможет держаться.

Пока она не перестанет быть Энни или Лиллиан.

Пока все не закончится.

«Дейли Миррор» 23 ноября 1916 г.

Госпитальный корабль потоплен торпедами

53 погибших, число растет

Лондон, четверг, 23 ноября 1916 года

В результате ужасной трагедии – правительство воспринимает это как личное оскорбление – Госпитальное судно Ее Величества «Британник» было потоплено 21 ноября немецкими минами у острова Кеа в Эгейском море, сообщает корреспондент «Дейли Миррор» в Афинах. Судно было поражено и начало набирать воду в 8:12 утра и, как сообщается, затонуло в течение часа. Считается, что две немецкие подводные лодки дожидались в канале Кеа знаменитый госпитальный корабль, побратим трагически известного «Титаника» и самый большой госпитальный корабль британского флота.

Это последнее немецкое преступление против человечества тем хуже, что корабль, направлявшийся на север, еще не принял на борт полный комплект раненых солдат, поэтому на борту находились в основном не военные – врачи, сестры милосердия и экипаж.

Выжившие сообщили, что корабль затонул очень быстро, и в общей сложности прошел час с момента, когда началась эвакуация, до того, как он скрылся под водой. Из-за быстроты не все спасательные шлюпки смогли вовремя развернуться, и это отчасти стало причиной гибели людей. Выжившие приписывают относительно ограниченную гибель людей – всего 53 человека на данный момент – тому, что в момент поражения минами на мостике прозвучал сигнал тревоги. Без сигнала, все выжившие соглашаются, потери были бы значительно больше, возможно, даже приблизились бы к катастрофическим потерям на корабле-побратиме. Считается, что на борту судна находилось около 100 врачей, 200 медсестер и 200 членов экипажа, а также около 500 раненых, взятых на борт в Неаполе, Италия. Корабль, рассчитанный на перевозку до 3000 человек, направлялся в Мудрос, чтобы забрать еще 1000 раненых, когда по нему был нанесен удар.