сих пор ни одна мечеть в республике не построена. Сначала мусульманской общине выделили земельный участок под строительство мечети, но под давлением общественного мнения мы были вынуждены отказаться от идеи строительства: не хотели ссориться со всеми сразу.

– Это было действительно общественное мнение или нечто организованное искусственно?

– Конечно, все это было управляемо региональными властями. Общественное мнение создавалось посредством СМИ. Со временем общественное мнение изменилось. Мы приобрели насколько молельных домов в разных городах Республики Карелия. Сегодня их уже пять.

Наша религиозная, культурная, общественная деятельность помогла нормализовать отношения мусульманской общины Карелии с властью, РПЦ, национальными обществами и в целом с обществом республики. В 2007 г. нам выделили земельный участок в Петрозаводске, одобрили проект мечети. Теперь главное препятствие на пути строительства мечети – недостаточное финансирование.

– События в Кондопоге в 2006 году как-то отразились на положении ваших общин в Карелии?

– События в Кондопоге никак на нас не повлияли. Все понимали, что мы тут ни при чем. Наоборот, в сложившейся ситуации мы помогали властям снять напряжение, разрешить конфликт.

– Потом, получается, вы легализовали свою деятельность и вошли в состав Совета муфтиев России. Как вы оцениваете свое участие в работе этого муфтията?

– Сначала у нас была община в городе Петрозаводске, и мы входили в состав ДУМЕР. Затем еще зарегистрировали две общины в Кондопоге и Костомукше, и затем на основе трех общин создали свой муфтият. Этот муфтият тоже вошел в ДУМЕР. Чуть позже наш муфтият вошел и в состав Совета муфтиев России. Эти две структуры возглавляет одно лицо – это Равиль хазрат Гайнутдин. Для нас больших перемен после вступления в ДУМЕР и Совет муфтиев не произошло. У нас небольшие общины, мы не Татарстан и не Нижний Новгород. Мы просто для себя решили, что мы не должны быть одни, мы хотели к кому-то присоединиться. По религиозным соображениям, в первую очередь, потому что мусульмане должны быть едины.

Мы не занимали какой-то враждебной позиции по отношению к ЦДУМ или другой структуре, не участвовали в каких-то играх. Хотя муфтий Петербурга был по отношению к нам агрессивно настроен, мы никогда не делали против него заявлений. Но были благодарны Равилю хазрату за то, что он поддержал нас в свое время, когда нам это было необходимо, словом, по крайней мере. Поэтому мы, когда создали муфтият, вошли в состав Совета муфтиев. Это был знак признательности Равилю хазрату. Демонстрация братского отношения с нашей стороны. В дальнейшем наше участие в Совете муфтиев никак не проявлялось.

Когда был кризис в системе муфтиятов и создавалась Российская ассоциация исламского согласия (РАИС), к нам приезжали и агитировали выйти из состава СМР и перейти под РАИС. Мы отказались и сказали, что не участвуем в этих играх. Я лично испытывал сильное давление.

– Висам хазрат, как вы думаете, создание параллельных структур вроде РАИС, Духовного собрания мусульман России – это решение федеральных властей или инициатива отдельных муфтиев?

– По моему личному мнению, отдельные личности проявили инициативу и убедили некоторых людей в руководстве создать эти параллельные структуры. Я не знаю, через кого им удалось продавить решение создать этот муфтият: Фонд поддержки исламской культуры или Администрацию Президента. Этого я не могу сказать. Я достаточно далеко находился. Я только знаю, что они активно писали, продавливали свой проект РАИС. Им не сразу это удалось, но в конце концов они убедили чиновников в полезности этого начинания. Они убедили чиновников, что могут решить так называемый «исламский вопрос».

Я давно знал этих людей, стоявших у истоков создания РАИС. И знал их взгляды, они их никогда не скрывали. Наконец, они достучались до чиновников, поддержавших их на высоком уровне.

– Но продержались они недолго.

– Эти проекты изначально были провальные. Недальновидные чиновники поверили заявлениям инициаторов проекта РАИС, когда они говорили: «Дайте нам административный ресурс, и мы сделаем так, что мусульмане станут послушны, их не будет ни видно, ни слышно с их религией». Но именно такие люди и являются причиной того, что молодежь не идет в мечеть, а идет в экстремисты.

– Как, по-вашему, сам институт муфтиятов нуждается в реформировании?

– Муфтият нуждается в реформировании. Сегодня муфтият в России сильно зависит от личности, от того, кто оказался во главе муфтията. Как в монархии. Нередко во главе духовных управлений оказываются случайные, странные личности: они не знают канонов религии и этим незнанием создают опасную ситуацию и для мусульман, и для страны. Но они занимают официальные должности. У верующих ничего не остается, как молиться за ними, ходить в их мечети.

Мне очень понравилась система религиозных организаций, принятая в Боснии. Там прихожане принимают участие в выборе главы общины. Муфтияты нужно демократизировать. Если изменить процедуру выборов муфтия, к религиозной организации и ее руководителю будет больше доверия.

У нас в муфтияте, слава Аллаху, Равиль хазрат в целом положительно влияет на жизнь общин. Его позиция – не давить на регионы. Но повторяю, что главный недостаток современных муфтиятов в том, что структура строится вокруг личности. После Гайнутдина придет другой человек, и все может поменяться.

– Но если речь идет о крупном муфтияте общефедерального уровня. Как нужно организовать процедуру выбора муфтия? Кто должен его выбирать?

– Я не готов тут давать рекомендации. На уровне нашего Духовного управления мусульман Республики Карелия я предложил ограничить время пребывания муфтия на его должности двумя сроками. Любой муфтий понимал, что он не сможет быть пожизненным. Поэтому я и ушел, когда истек срок моих полномочий. Когда на меня давили, я не уходил, это был принципиальный вопрос, надо было показать, что нас нельзя сломать. И когда нас оставили в покое, я выполнил свой план и ушел с легким сердцем.

Мы пытались сделать выборы в мечетях, чтобы мусульмане голосовали за своих председателей общин. Чтобы в ящик прямо в мечети бросали бюллетени. Но получилось не очень хорошо: народ не привык принимать такого рода решения, не было желания во всем этом участвовать. Они заявили: «Мы приходим в мечеть молиться, и кто у вас там главный – это ваша проблема. Вы сами решайте».

Поэтому мы поняли, что упустили такой момент – воспитание. Мы не подготовили людей к свободе. Когда я был председателем, я пытался что-то делать в этом направлении. Это не значит, что у нас было все идеально. Но когда истек срок моих полномочий, я ушел. Были выборы нового муфтия. Я переехал в другой регион, чтобы не мешать новому муфтию и избежать лишних сравнений. Потому что у людей, бывает, сохраняется привязанность к прежнему имаму. Я теперь приезжаю в Петрозаводск как гость. Когда наблюдаю