Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ваша община многонациональная. Были конфликты между представителями разных национальностей?
– Да, однозначно. Это было одной из самых больших наших проблем. Национальный фактор и сейчас играет большую роль. Скажем, при обсуждении какого-либо вопроса представители одной национальности автоматически поддерживают своих, не обращая внимания на то, кто прав, а кто виноват. Даже не задумываясь, что он мог совершить. Если сделать замечание одному человеку, это зачастую воспринимается, будто я сделал замечание всей нации.
– Висам хазрат, у вас в карельских общинах были и русские, принявшие ислам?
– Да, их было немало. И в начале истории нашей общины Петрозаводска они играли важную роль. Но в основной своей массе они приняли ислам не по глубоким убеждениям, а в качестве протеста, чтобы бросить вызов обществу. Потом некоторые из них разочаровались в нашей мусульманской общине. Они ожидали, что та будет бороться с обществом, а не пытаться с ним взаимодействовать. Даже сам факт регистрации мусульманской общины стал для многих поводом покинуть нас. Но это не означает, что процесс принятия ислама русскими приостановился.
– В начале 2000‐х годов вы выступали по поводу государственных символов современной России. Вы утверждали, что недопустимо в светском государстве иметь православную символику на государственных символах, в частности на гербе России. Насколько эта позиция была оправдана?
– Я считаю, что оправдана. Я здесь не изменил своего мнения. Герб есть герб. Я же не рву свой паспорт. Соблюдение закона еще не значит, что нельзя высказывать мнения по поводу изменения закона. Я соблюдаю закон, но имею право высказываться о том, что закон надо менять. В России люди не привыкли к демократии. Они считают, если кто-то высказывает мнение, которое не соотносится с мнением большинства, этот кто-то объявляется врагом большинства.
У нас был тогда разговор с Равилем хазратом [Гайнутдином. – Р. Б.] о том, что надо быть осторожным с публичными заявлениями. Что мнение, высказанное муфтием, воспринимается как мнение муфтията в целом, даже если обозначить его как личное. Гайнутдин попросил региональных муфтиев воздержаться от выражения своего мнения по общероссийским вопросам. Это было произнесено на общем собрании и касалось не только меня. Если региональному муфтию есть что сказать, он передает это Совету муфтиев. Теперь я уже не муфтий и не должен высказывать свое мнение с оглядкой на муфтият. Это будет мое личное мнение и только.
– Как вы думаете, современная Россия – де-факто православная страна?
– Нет, и не православная, и не исламская. Власть использует православие в своих целях. Но ценности, по которым живет общество, далеки от православия.
– Висам хазрат, кто, по-вашему, наиболее авторитетный мусульманский деятель в современной России?
– Сложно ответить. Есть разные факторы. Официальные лица – Равиль Гайнутдин, Талгат Таджуддин – личности известные, они представляют чиновничий аппарат муфтията. Но термин «мусульманский деятель» предполагает еще и богословскую работу через хутбы, публикации, обучение учеников и т. д. Такого среди муфтиев не наблюдается. Есть отдельные личности, например Шамиль Аляутдинов, который имеет достаточно популярности и влияния. Но в последнее время он сменил сферу интересов, к сожалению.
Мусульманская община России в национальном отношении очень пестрая. Есть татары, кавказцы, русские мусульмане. Я думаю, один человек не может достучаться до всех и каждого. У каждого проповедника – своя аудитория. Поэтому мне сложно сказать, кто самый авторитетный. Можно собрать совет наиболее авторитетных деятелей.
– Вам приходилось лично общаться с Талгатом Таджуддином, Альбиром Кргановым? Если да, то какое у вас сложилось впечатление о них как о людях и как о религиозных деятелях?
– Конечно, приходилось, много раз. Что касается Таджуддина, то это странная личность. Я не знаю, что у него в голове. Но я считаю, что такой человек не может быть главой мусульманской общины, даже маленькой общины в деревне, где несколько бабаев ходит в мечеть за ним молиться. Ничего хорошего сказать о нем не могу.
– Я от многих слышал, что Таджуддин – один из наиболее образованных имамов в современной России.
– Я не говорю, что он необразованный. Некоторые востоковеды знают гораздо больше наших муфтиев. Но они же не берутся руководить молитвой и издавать фетвы. Я говорю как о духовном лидере.
Что касается Крганова, то это представитель школы Таджуддина, чиновничьего ислама. Они считают, что раз они поставлены руководить мусульманами, то все должны их слушаться. Я думаю, государство не должно вмешиваться, управлять внутренними делами общины, назначать муфтиев, имамов, контролеров. Но есть люди, которые не верят в Конституцию, закон. Они черпают свой авторитет и силы от органов власти, а не от прихожан, не от народа.
– Вы следите за дискуссией мусульманских обновленцев и их противников? Чем, по-вашему, вызвана их активность в последнее время?
– Я думаю, деятельность обновленцев и «коранитов» – это тоже одна из попыток убедить власть в новой версии ислама: «Вот вам новая модель ислама, без молящихся на улице, платков, экстремистов и так далее. Всего, что вас раздражает, больше не будет. Дайте нам только денег и бюджета и административные должности». Возьмем «коранитов», они сейчас проникли практически во все муфтияты. Не буду называть имен. Сколько миллионов они получают на курсы, конференции из государственных фондов, на мероприятия, которые никому не интересны, за исключением небольшой группы лиц.
– Есть мнение, что все ключевые решения в СМР принимает его первый заместитель Дамир Мухетдинов, а Гайнутдин выступает в роли свадебного генерала. Правда ли это?
– Я не думаю, что Гайнутдин потерял влияние. Но на мой взгляд, есть опасность в другом. Есть опасность, что «кораниты» смогут прийти к руководству муфтиятами и начнут диктовать свою линию. Это не означает, что они будут контролировать российский ислам, как им кажется. В действительности они просто разрушат систему российского ислама. Люди не пойдут за имамом, который говорит: не ходите на намаз тогда, когда это предписано религией.
Они понимают, что их движение не будет массовым. Они многие свои взгляды не озвучивают открыто. Пока только обсуждают в закрытых кругах, боятся заявить о своих истинных взглядах открыто, чтобы не испугать верующих. Они понимают, что пока нельзя об этом говорить вслух. И только когда их увольняют, они начинают более открыто говорить о своих взглядах. Как Батров. Я вообще считаю, что, кроме некоторых представителей обновленцев, большинство из них сами не верят в то, что говорят. Для них это