Когда во двор вбежал Гуров с несколькими оперативниками, Крячко уже сидел верхом на обезоруженном преступнике и защелкивал наручники на его завернутых за спину руках. В паре метров от них на земле сидел здоровенный парень в шортах, зажимавший рану на руке, чуть выше локтя. Женщина с ребенком сидела рядом с ним и ревела во весь голос, ей вторил голос ребенка, а из подъездов с опаской стали выходить первые очевидцы.

– Ты-то цел? – спросил Гуров, сжав плечо друга и помогая ему подняться на ноги.

– Да нормально все, – улыбнулся Стас, отряхивая брюки. – Я вон за них больше боялся. Вылетел как бешеный за жену заступаться, ну и нарвался сдуру на пулю. Вроде вскользь прошла, как он там, посмотри.

Дмитрий сидел на стуле посреди кабинета Григорьева, держась за перевязанный бок. Лицо его было бледным, а на щеках играл нездоровый румянец. Рана оказалась действительно несерьезной: немного задеты мышцы, распорота кожа над ребрами. Но парень чувствовал себя довольно скверно. И мучила его не столько рана, сколько понимание того, что его хотели убить и убили бы, если бы не работники полиции. Точнее, вон тот дядька, который вовремя выбежал из дверей и закричал. Он и сейчас кричал, расхаживая по кабинету и размахивая руками.

– Вы – идиоты малолетние! – распалял себя Крячко. – Вы – дурачки малолетние! Он вас всех бы порезал – и тебя, и девчонок ваших! Их-то вы зачем впутали в это дело?

Дмитрий таращился на полицейского, пугаясь все больше и больше. Он теперь узнал в нем «сантехника», который чинил смеситель на кухне у профессора Витте, и понял, что это не сантехник, а полицейский. И что полиция, кажется, все знает и успела вовремя, когда Пичагин хотел его убить.

А Гуров и Крячко просто решили разыграть этот спектакль, потому что под впечатлением от последних событий Дима мог все рассказать. Надо было его просто подтолкнуть к признанию, показать, что все раскрыто, хотя полиция только догадывалась о многом, но ничего толком не знала. И сейчас Гуров с Григорьевым сидели и наблюдали, как Крячко разыгрывает праведный гнев взрослого из-за глупых поступков детей. Правда, дети были слишком взрослыми для невинных шалостей. И еще непонятно, имели ли они отношение к смерти пенсионеров.

– Ты думаешь, что мы ничего не знаем? – снова повышал голос Стас. Он схватил со стола папку и стал вынимать из нее фотороботы других ребят, составленные по описанию соседей, и бросать их на руки Дмитрию. – Вот, вас весь город ищет. Вы что, больные? Что вам сделали беззащитные несчастные старые люди? Это же низко – поднимать руку на детей и стариков! Каким надо быть подонком, чтобы делать это! Сам-то испугался, когда тебя ножичком под ребра?

– Несчастные? – вдруг заорал Дима. – Беззащитные? А вы что их защищаете, или вы такие же, как они? Вы хоть знаете, что это за люди?

Парня откровенно трясло. Скорее даже не от страха, а от возбуждения и недавно пережитого. Он начал кричать, брызгая слюной и наклоняясь вперед, как будто хотел боднуть головой слушателей.

– Они гады, черные люди, которые принесли столько горя другим, что им нет места на земле!

Теперь пришло время изумляться сыщикам. Дима выкрикивал вещи пока непонятные, но довольно странные, если не сказать страшные. В чем он обвинял погибших пенсионеров? И их ли он обвинял? Надо доводить дело до конца, пока задержанный готов говорить и признаваться. Он защищает себя и друзей? Хорошо, пусть защищает и аргументирует, пусть признается и оправдывается. Это сейчас самое главное. Сейчас главное – признание и информация.

– Что они натворили? – хмуро спросил Гуров. – За что им не место на земле, почему они должны были умереть?

– За то, что по их вине погибли другие люди, а они продолжали жить, продолжали сытую сладкую жизнь. Они – убийцы. Вот!

– А вы мстители? – догадался Лев. – Справедливость восстанавливаете?

Он тут же осекся, но было поздно. Дима замкнулся и, отвернувшись к окну, замолчал, покусывая губы. Надо было что-то предпринимать, срочно поворачивать разговор в обратную сторону. Хорошо, что парень не впал в отчаяние, а просто сознательно замкнулся. Значит, на сознание и надо давить, подумал Лев, поднялся со стула и, подойдя к парню, подобрал с пола валявшиеся изображения, составленные со слов очевидцев.

– Молчишь? – проговорил он. – Правильно. Молчи и думай. Только ты сейчас думаешь не о том. Ваша месть людям, которые лично вам ничего не сделали, – это глупость. Для этого есть закон и есть законная власть. Не тем вы путем пошли. Знаю! Ты сейчас скажешь, что и власть не поможет, еще и обличать власть начнешь. Но я опять тебе скажу, не о том и не о тех думаешь, а думать надо вот о них! – Лев сунул в лицо Дмитрию рисунки так, что больно задел ему нос. Парень отшатнулся, но он продолжал говорить, наклоняясь к нему: – Ты о друзьях своих подумай, бестолковый. Ты чудом жив остался, тебя вон Станислав Васильевич от смерти спас тем, что вовремя успел. Чуть-чуть нож дрогнул в руке убийцы, а то лежать бы тебе сейчас там во дворе универмага холодным, тряпочкой накрытым. Тебя спасли, а их? Ты можешь гарантировать, что к ним тоже не пришли? Вас убирают одного за другим, дурак! Своей жизни не жалко, так о девчонках подумай! Вот о ней и вот о ней!

С этими словами Гуров тыкал в лицо парню одним рисунком, другим. Дмитрий от каждого тычка в лицо вздрагивал, как от сильного удара. Его глаза начали бегать по хмурым лицам оперативников – и Крячко, который успел выскочить во двор из двери, когда нож уже коснулся тела парня, и второй оперативник, что помоложе, и вот этот, что сейчас ругает его и стыдит. Девчонки?

– Ты только представь, – покачал головой Лев, глядя парню в глаза. – Такое же лезвие ножа, как и то, которым тебя ударили. И по шее каждой девчонке. Или в тело!

Женское тело, оно ведь для другого создано, а ты! Ты их под нож подставляешь!

– Я-то тут при чем? – взорвался Дмитрий. – Я, что ли, их под нож подставляю! Этот Пичагин на меня напал, я ни при чем! Чего вы от меня хотите, я сам пострадал.

– Быстро! Имена, фамилии, адреса и где еще можно найти твоих ребят. Мы сейчас же пошлем наряды. Мы еще можем успеть, но если опоздаем и их зарежут, это все будет на твоей совести, дурья башка!

Установить, кто такой Пичагин, было проще всего. Дима дважды называл так прыщавого, который собирался его убить. В картотеке МВД числилось восемь судимых Пичагиных. Две из них женщины, но из шести мужчин по фотографии установили задержанного. А потом его личность подтвердилась и снятыми отпечатками пальцев. Пичагин Александр Борисович, 32 года, дважды судимый. Первый раз – за хулиганство и нанесение тяжких телесных повреждений, второй раз – за хранение и распространение наркотиков, причем с отягчающими вину обстоятельствами в виде оказания вооруженного сопротивления работникам полиции.

Но Пичагин был калачом тертым, его разговорить и склонить к признательным показаниям сложно. А вот Дмитрия Теплова, как значилось в его студенческом билете, найденном при обыске в кармане рубашки, заставить признаться оказалось просто. И перепуганный возможной расправой над друзьями, он стал их называть. Его друг и однокурсник Олег Беспалов, Марина Полушкина – сотрудница салона связи и большой энтузиаст игры в пейнтбол. Четвертым членом этой группы оказалась Лера Серебрякова из фонда «Ветеран», с которой Гурова не так давно познакомила Ольга Репина из городского отдела по работе с молодежью.