– Колье, – подсказал Стас.

– Да, правильно! Колье!

– Попробуйте по памяти описать, – предложил Станислав и взял ручку. – Форма, цвет камня, какие-то отличительные признаки.

– Ну, вы мне задачку задали. Вспомнить, говорите… Ну, давайте попробуем.

Генерал-лейтенант поставил локти на стол и потер пальцами глаза, как будто готовился к утомительному погружению в прошлое, во времена своей бурной армейской жизни, где он был счастлив, где он был нужен армии и армия была нужна ему…

Григорьев позвонил, когда Сергеев уже покинул кабинет, а оперативники изучали составленный список из двенадцати наименований, четыре пункта в котором значились под вопросом.

– Слушаю, Максим, – ответил Гуров и, устало поднявшись с кресла, прошелся по кабинету. Бессонная ночь давала о себе знать.

– Нашел я этого профессора, Лев Иванович! – довольным тоном доложил капитан. – Хорошо, что фамилия редкая. Короче, живет он на проспекте Вернадского, лет ему 76, но он еще преподает на четверть профессорской ставки в «Губкине».

– Где?

– Российский государственный университет нефти и газа имени Губкина, – терпеливо стал объяснять Григорьев. – Только его сейчас в Москве нет. Он уехал куда-то в санаторий подлечиться. Выяснить не успел, потому что он путевку не через университет получал, а «левым» образом, откуда-то со стороны.

– Что о нем лично узнать удалось?

– Живет один, вдовец. Жена очень давно умерла. До боли знакомая ситуация, Лев Иванович. Все как у наших стариков: детей нет, внуков нет. Была сестра, но он ее похоронил лет пять назад. Ездил на похороны куда-то под Рязань. Говорят, что одинокая была.

– Все?

– Практически да. Вы ж мне задание дали три часа назад.

– Напрашиваешься на аплодисменты? – хмыкнул Гуров. – Ладно, молодец! Быстро нарыл информацию.

– Здоровье у старика в последние годы не очень. Поговаривают, что он может с нового учебного года отойти от преподавания. Или спецкурс какой-нибудь ему дадут, или профессором-консультантом назначат. Сердечно-сосудистая система и все такое прочее. Я там контактики оставил на всякий случай. Если приедет, то мне позвонят. Он уже две недели как уехал, может вернуться со дня на день. Но я все-таки попробую установить санаторий. Черт его знает, слишком много совпадений. Вдруг его раньше нас там найдут?

– Ну, ты сильно-то не фантазируй. Накаркаешь еще. Старик нам нужен для консультации. Но ты все равно поищи этот санаторий.

– Ага, и вы об этом подумали! – торжествующе заключил Григорьев.

Гуров вернулся к столу и сел, посмотрев на коллег. Орлов постукивал карандашом по столу.

– Ну что, все подтверждается, – задумчиво произнес он. – Мотив и правда теперь вырисовывается. Вот и у отставного генерала обнаружились украшения. А молодец эта твоя знакомая ювелирша! Подсказала, а мы голову ломали. Ведь действительно, учитывая, какие должности занимали их мужья, они ерунду всякую на себя надевать не стали бы. Только настоящее и ценное. Браво, Катя, утерла нос матерым сыщикам!

Маленький, сухой, но очень подвижный старичок не мог говорить, чтобы при этом не жестикулировать. Было видно, что он и на месте не может усидеть. Эмоции на лице Артура Карловича менялись постоянно. Он то улыбался, то заметно грустил, то злился и махал руками, как будто вот так, одними взмахами рук намеревался решить все назревшие и только назревающие проблемы. Но Гуров замечал, что периодически старик морщился и поглаживал левую сторону груди. На какое-то время он вел себя в беседе спокойно, но надолго его не хватало, и спустя несколько минут он снова жестикулировал и источал эмоции.

– Вы просто не представляете, молодые люди, – убеждал оперативников Витте, – что знает и чего не знает современная геология! Знания – это такая ветреная девка, которая сегодня с тем, кто умеет отстаивать свои доводы и добытые факты. Если у вас плохо подвешен язык, вам ничего не светит в науке. Гранты и научный успех – они всегда с энергичными и деловыми учеными. Печально, но это так. Потому что доказательств того, что Вселенная зародилась естественным путем миллиарды лет назад в результате непонятного явления, столько же, сколько доказательств тому, что она за несколько дней создана Богом. Вы можете придерживаться какого угодно мнения, но вам не светят ни гранты, ни симпатии научного сообщества, если вы будете проповедовать второе. А если первое, то вы уже принадлежите к определенной научной школе и вы на коне.

– Потрясающе! – хлопнул себя по колену Крячко. – И вы, ученый, говорите о Большом взрыве, с которого и начался процесс развития и расширения Вселенной, как о некоем непонятном явлении! Я считал, что у вас есть стройная и обоснованная теория на этот счет.

– Молодой человек, у вас, видимо, юридическое образование, раз вы полковник полиции, – покивал головой Витте. – А любой ученый-физик вам признается, что это название взято… ну для того, чтобы было хоть какое-то. И еще потому, что надо как-то было назвать тот момент зарождения Вселенной, объяснить, почему произошел Большой взрыв, что явилось тому причиной. Более того, представить физическую картину события не может никто, нужна базовая теория, которая хоть что-то объясняла бы, и ее создали. Ее корректируют по мере получения новых данных. Учитывают их, если они вписываются в эту теорию, или не учитывают, если она, простите, не лезет в эти рамки. Построили огромный адронный коллайдер. Да, конечно, для изучения частиц, но по большей части для подтверждения того, что существует хваленая «частица Бога» – бозон Хиггса. И что?

– И что? – с восторгом переспросил Крячко.

– И ничего. Самый откровенный ответ на вопрос, существует ли он, прозвучал примерно так: «Теперь есть основания полагать, что предположения о существовании бозона Хиггса действительно обоснованны и он может существовать».

– Хорошо, но вы ведь геолог… – начал было Гуров, но профессор, повернувшись к нему, перебил:

– Да, я не физик, хотя… Ну, неважно. Мы в геологии тоже имели стройное и весьма обоснованное представление о структуре земной коры. Я вам скажу, что мы даже о строении земного шара имели представление. Мы же такие умные, уверенные в себе. Наши знания непоколебимы. Но вот мы стали бурить на Кольском полуострове сверхглубокую скважину, и сразу полетели все наши представления в тартарары. Мы самодовольно ждали, что извлеченные из глубин земли керны будут показывать пласты той породы, которую мы ждали. Нет там, к чертям кошачьим, никаких пластов!

– Артур Карлович! – Крячко вскочил со стула и схватил профессора за руку.

Старик побледнел и стал тереть грудь. Гуров потянулся за телефоном, чтобы вызвать «Скорую», но профессор только махнул рукой:

– Не надо… аритмия, черт бы ее побрал… сейчас все восстановится… вон тот пузыречек мне подайте… да, вот этот.

– Давайте мы все же вернемся к нашему вопросу, – предложил Гуров, когда профессор немного успокоился и сердцебиение у него восстановило нормальный ритм. – Боюсь, мы вас утомим общенаучными темами, а о деле так и не поговорим.