– Попробуйте меня понять, Мария! Даже самые продвинутые революционеры не нашли бы лучшего места для отречения! Царь был здесь совершенно один, без близких, без семьи, практически без связи. Его воля была надломлена именно в Пскове, и вряд ли это так легко получилось бы в любом другом месте! Если вы читали, Мария, уже на подъезде к Могилеву для прощания с армией и Ставкой, сразу после рокового Пскова, он сомневался в правильности своего решения, ругал себя и брата Михаила за поспешность. А в Пскове он как будто был парализован, ведь его даже не пришлось уговаривать, представляете? Все это было настолько нереально, «как во сне», говорит сам Николай, что до сих пор ходит масса слухов и версий о том, что отречение – фальшивка! Поймите меня правильно, я не мистик, а преподаватель, но факты, факты! В стране найдется мало мест, где может происходить то, что происходит во Пскове!

– Погодите, погодите, – перебила Мария, уже уверенная, что этот рассказ она могла бы услышать и от Кобылкина, если бы не убежала от него тогда, в их последнюю встречу. – Но ведь Царь был верующим и набожным, и Псков будто напичкан православными святынями, должно же быть наоборот! Если, конечно, всерьез принимать вашу версию о необычности и сакральности Пскова, Изборска, Печор, Пушкинских Гор, что тут у вас еще есть…

– Вот-вот! – почти вскрикнул краевед. – Вы сами почти догадались! Дело в том, что Псков действительно пропитан святостью, но это, в отличие от Валаама или Соловков, не монастырь, окруженный стеной и населенный монахами, это светский город, да еще испокон веков находящийся на границе цивилизаций, с подобающим такому месту военным и торговым населением! А это означает только одно: чем больше святости в этом месте, тем больше гадости, простите за рифмы. Чем больше радости – тем больше горестей, чем больше умиротворенности и спокойствия – тем больше скандалов и несуразностей. Я вот занимался политической географией Псковской области, все вроде бы как везде, но из века в век – одно и то же! Чем более святые или исторические места – тем больше в этих местах светских, властных, криминальных, да каких хотите, конфликтов и трагедий! Если что-то случилось в Псковской области нештатное или скандальное, то в первую очередь надо смотреть на тысячелетний Псков, райцентр Печоры с их святыми монастырскими пещерами и Райским местом, таинственный Гдов, где Благоверный Александр Невский разбил тевтонов, Пушкинские Горы, где в Святогорском монастыре похоронен поэт. Понимаете мысль? В этом же Изборске, которому по нынешним временам даже до уровня райцентра не дорасти, постоянно происходят какие-то конфликты, события, выяснения отношений. В общем, чем больше святости и истории здешних мест – тем больше всяких неприятностей словно набрасываются на них… Здесь не только больше, чем в других областях, благодати и святости, но и больше проблем и конфликтов, иногда смешных, иногда трагических, иногда необъяснимых.

– Забавно, – сказала Мария, мысленно вспоминая мониторинг псковских новостей, – и как-то все слишком загадочно. Вы хотите сказать, что все темные силы навалились на Николая в момент отречения в Пскове, и это причина его добровольной отставки, а вовсе не то, что у него не осталось друзей, окружение предало, а Питер встал на дыбы?

– Ну, конечно, это тоже. Но вы же спросили про место и само принятие решения. Вот такие совпадения, как вам объяснить… Во время войны здесь были целые районы, в которых партизаны сохраняли советскую власть, с работающими школами и парадами на седьмое ноября, но и парад власовцев тоже был именно во Пскове. Отсюда и святая Ольга, и Владимир – креститель Руси, и старец Филофей с идеологией для Москвы, и ленинская газета «Искра», как здесь шутили: «Искра в Пскове, а полыхнуло в Питере».

– Как-то вы все времена вперемешку…

– Так что поделаешь, если меняется все, кроме этих алгоритмов и противоречий места под названием Псковская область; уж увольте, факты, факты, Псков – это застывшее время, здесь все изменения – только иллюзия…

Здесь Машу словно осенило. Она ясно увидела перед глазами ампулы адреналина в «хрущевке» Кобылкина, какие-то машинки с проводками и шприцами в общем бардаке квартиры, которым она не придала значения. Яркой вспышкой вспомнились последние слова раздосадованного Кобылкина уже на пороге ее квартиры в последнюю встречу: «Будет тебе и царь, и перспективы, и детей мы с тобой нарожаем». Мозг отказывался принимать фантастическое открытие, но лихорадочно продолжал сопоставлять все факты. Она продолжила говорить:

– Погодите, погодите, застывшее время? То есть, условно, место генерального сражения света и тьмы, я правильно поняла, да?

– Для России – да, каким бы фантастичным это вам ни казалось, – ответил писатель. – Я скажу вам больше. Вот ответьте мне, какое событие, конкретное событие подвело черту между «лихими девяностыми» и эпохой суверенной демократии, не давшей окончательно разползтись государству? Не взрывы домов в Москве, не выборы, не столкновения с олигархами – это все сражения в череде отступлений в войне за спасение страны. А именно то, что поменяло отношение к власти, отношение страны к происходящему, переломило, казалось, уже не остановимую инерцию распада?

Маша об этом никогда не думала. Разве был перелом, революция? Но в то же время действительно: страна в начале нулевых и в конце – это те же лица, но большая разница. Она робко пожала плечами, пытаясь удержать в голове догадку про Кобылкина, Круглого и Псков. Писатель, видя замешательство Бергиной, сам ответил на свой вопрос:

– Гибель шестой роты, Маша, гибель шестой роты! Эта жертва, подвиг и символ несломленного духа, он стал Рубиконом для несломленной России, Маша. И только после этой жертвы, за всех нас, за развал страны, за продажную политику, за предательство России всеми этими перестройщиками и приватизаторами, только после этого – страна стала подниматься с колен. И власть и народ благодаря подвигу этих мальчишек поверили в себя, понимаете? Развал был остановлен, или заморожен. И это опять Псков, по какому-то невероятному, мистическому совпадению – рота десантников из Пскова, понимаете? Сейчас наступает время очередного кризиса, время движения вперед и активизации врагов, а вся Россия, состоящая из таких, примерно, как вы, умненьких, разводит руками и говорит: куда, как? Все пропало, нет никаких предпосылок! Или просто спивается, или жиреет мозгами и живет одним днем.

У Марии кружилась голова, у нее никогда вот так вот не выбивали почву из-под ног. Но вся эта череда событий, наблюдений, догадок и разговоров, казалось, вот-вот должна была превратить ее в кого-то нового, в совсем другую Марию Бергину. Она подняла бокал с вином, поставила его на место и продолжила:

– Скажите, если в этих столкновениях темных и светлых в таком удивительном, по-вашему, Пскове, в этой нестабильной среде постоянно рождается что-то важное для страны, то можно ли из Пскова изменить историю? Я имею в виду прошлое, ну, теоретически, как вам сказать… – Она посмотрела на «краеведа» ища поддержки своим, как ей казалось, бредовым словам. – Вы же сказали, что здесь время остановилось, извините…

– Да запросто! – ответил краевед. – Здесь можно найти то, что изменит и сегодняшний день и будущее. Про полеты во времени мне не интересно, здесь не надо летать, и так можно увидеть и прошлое, и в будущее, и вмешаться при желании… Не уверен, что любому желающему, конечно…