— Вы мудрая женщина, госпожа Эльга, — говорил патриарх, прохаживаясь по темным и светлым ромбам мраморных полов и перебирая зернышки четок. — И наверняка, прежде чем отправиться в далекую для вас Византию, изучали как наши обычаи, так и то, что происходит при дворе наших владык. Поэтому я не сообщу для вас ничего нового, если скажу, что не так уж много наших правителей благополучно царствовали до седых волос, охраняемые как своим высоким положением, так и молитвами наших священников. Увы, такова расплата за власть, и императорам порой приходится платить слишком высокую цену, если они оступаются и действуют вопреки соизволению Божьему. Кто из нас, смертных, может предугадать это соизволение? Пути Господни неисповедимы. Однако есть законы, какие возбраняется нарушать и венценосцам. И один из таких законов, законов, охраняемых самой Церковью, — поднял он указующий перст, — это закон нерушимости брачного союза.

Он взглянул на Ольгу, но она скромно молчала, и тогда Полиевкт сказал, что предложение соединиться браком с Константином не только богопротивно, но и может вызвать смуту в государстве.

— Бесспорно, Константин, прозванный Багрянородным, весьма почитаем в нашей державе, его любят и уважают. Он мудро правит, дает немало льгот жителям столицы, подбирает себе на службу мудрых и толковых помощников. Но вокруг него всегда есть слишком влиятельные лица, какие не только не поддержат Константина, если он оступится, но и будут рады свергнуть его, если он станет попирать основные устои державы.

«И одним из таких людей, — подумала Ольга, не сводя глаз с рубина на своем пальце, — есть не кто иной, как вы, владыко».

Однако он назвал других людей: во-первых, Роман, наследник и соправитель отца, который по закону может сместить родителя, если тот будет признан невменяемым, — а именно так сейчас говорят о Константине. Во-вторых, сама августа Елена, которая может составить заговор против мужа, если почувствует, что ее положению что-то угрожает. Несомненно, императору предан первый полководец империи Никифор Фока, однако сам Никифор слишком популярен, чтобы не воспользоваться моментом при смене власти и самому не пожелать облачиться в пурпур правителя. И его поддержит племянник Иоанн Цимисхий. Это уже не говоря о влиятельном и заботящемся о порядке евнухе Иосифе Вринге и о самой Церкви, которой надлежит улаживать дела мирян, когда они отклоняются от Божьих заповедей.

Итак, он все же намекнул и на себя. И тогда Ольга сказала, что базилевс заговорил с ней о возможности брака только после того, как она сообщила о том, что готова принять святое крещение.

— А вы и впрямь готовы? — восхищенно вымолвил Полиевкт, и глаза его засветились надеждой.

Ольга подумала, что этот человек, как бы ни был поглощен делами правителей, все же остается надежным духовным пастырем, и это еще больше расположило ее к нему.

— Вы и впрямь готовы креститься, дитя мое? — приблизившись к ней, повторил свой вопрос Полиевкт. — Тогда я скажу от чистого сердца: «Слава Господу!» Но готовы ли вы? Посещаете ли храмы?

Княгиня вдруг разволновалась. Разговоры о ее крещении велись с ней все то время, что она находилась в Царьграде. Однако именно теперь, когда она была готова согласиться, Ольга вдруг поняла, на какой важный шаг решается. Княгиня вспомнила, какое волнение ее охватывало в храмах, как она слушала дивные песнопения и непонятные ей, но зачаровывавшие слова службы, как душа ее успокаивалась и она будто пребывала в неком спокойном созерцании. Но при этом у нее порой возникало сильнейшее желание воспротивиться всему этому и уйти. Пару раз она и впрямь уходила. Однако когда оставалась… И живой воды не нужно было, ибо тогда она чувствовала себя неожиданно сильной и какой-то радостно спокойной. А ведь она не была христианкой, но все же ощущала силу иной, более могучей и сплоченной веры. Ну а ее старые боги? Привыкла ли она к ним за долгие годы своего княжения? Стали ли они казаться ей обыденными, когда душа желала чего-то иного — более возвышенного и близкого? Душа человека всегда находится в поиске, пока он жив. Вот и Ольга неожиданно для себя пожелала принять того Бога, который как-то незаметно, но уверенно вошел в ее душу. Да, она была мирянкой, да, жила в хлопотах и суете, однако сама не заметила, как все чаще стала обращаться именно к тому, кого христиане считали Творцом и Создателем.

— Да, авва, я посещаю храмы, — произнесла она и поглядела прямо ему в глаза. — И я готова креститься.

— А известны ли вам святые таинства? Те священнодействия, в которых происходит встреча Бога с человеком наиболее полно, насколько это возможно в земной жизни?

— Да. Священник Григорий, мой учитель, обучил меня всему.

Неожиданно для себя Ольга воодушевилась, стала перечислять: итак, святых таинств семь — крещение, миропомазание, причащение, евхаристия, покаяние, елеосвящение, брак…

Тут она запнулась, с неким потаенным трепетом понимая, на какой грех может пойти Константин, если надумает разрушить свой союз с венчанной женой Еленой. И пойти под воздействием чар — почему-то сейчас она в этом не сомневалась. У нее даже глаза вдруг наполнились слезами. И Константина стало жалко, и себя.

— Послушайте, владыко, но ведь если я приму святое крещение, августейший будет настаивать на разводе с супругой и бракосочетании со мной. Он сам так сказал. — И почти с вызовом взглянула на Полиевкта. — А вы готовы крестить меня, если следствием появления новой христианки могут стать волнения в Византии? К тому же, какова бы я ни была, но отвечаю за свою державу. А обиженный отказом Константин не будет добр к моей стране. Как же мне тогда быть?

Руки патриарха задрожали, заиграли блики на зернах его малахитовых четок, качнулся висевший на них крест. Ольга же напряглась, понимая: от этого человека зависело ее будущее. Она так и решила про себя: «Если Господь хочет, чтобы я стала христианкой, этот близкий к власти церковник решится на ту опасность, какая следует за моим крещением. Если нет…» Ей стало очень горько от этого «если нет». Но впервые в жизни твердая и умеющая использовать любую ситуацию выгодно для себя княгиня решила довериться руке Провидения.

Лицо Полиевкта стало таким бледным, что, казалось, он сейчас упадет. Но он только сказал:

— Мне надо помолиться Господу.

И вышел.

Ольга ждала. Долго. Постепенно нахлынувшее на нее смятение стало проходить. Она опять вспомнила, как опоила Игоря приворотным зельем, как умело использовала свое влияние, чтобы добиться при нем положения единственной жены. И как позже она мстила за его смерть, как погубила посольства древлян — одно было заживо закопано по ее приказу в землю, других послов сожгли в бане. Вспомнила, как страстно она радовалась, когда лилась кровь погубивших ее мужа древлян, как она не пожелала никого миловать, когда с помощью птиц подпалила их град Искоростень. Скольких же старейшин древлянских она предала казни, скольких обрила и продала в неволю! И даже все, что она позже сделала для этого племени — мостила дороги, открывала торги, вводила разумные законы, — все это не изменит нанесенного ею ранее зла. Ну а потом? Как властно и непреклонно она показывала свою волю на Руси, как лишала влияния отдельных князей и бояр, где силой, а где хитростью подчиняя их себе. Вон недавно Свенельд упомянул, сколько она сделала для Руси. Но не уточнил, как она это сделала. И, может, поэтому нет ей успокоения, может, поэтому она порой и просыпается по ночам от собственного крика.