В трусиках секретарши сделалось горячо. Она не знала Итальянца в лицо, но сообразила, что этот незнакомый высокий мужчина с надменным выражением лица волен тыкать в неё и пальцем, и всем иным, чем пожелает. Разрумянившаяся от своих фантазий девушка охнула и выронила из рук чашку с остатками кофе.

А Итальянец уже шёл дальше, изредка открывая на ходу дверь. Офисная публика заикалась при попытках ответить на самый простой вопрос. Тревожный шёпот провожал босса на всем пути его следования по коридорным лабиринтам.

В уютной берложке штатных охранников он грохнул о пол включённый видеомагнитофон. Торг, нарезанный сотрудницами бухгалтерии, надел вместе с коробкой на голову именинницы. Финансовый директор, ухваченный Итальянцем за шиворот, врезался своим высоким интеллигентным лбом в экран монитора, на котором космические корабли бороздили просторы компьютерной галактики.

Гнев Итальянца был напускным, напыщенным – в полном соответствии с антуражем театрального офиса. На самом деле ему было весело, он был до предела взвинчен, но счастлив, как человек, возвратившийся на родину из дальних странствий. Как здорово сбросить ненавистную личину и вновь стать самим собой, не притворяясь, никого из себя не изображая!

Тихушник Губерман, похерив доверенную ему операцию, разрушил тем самым все политические амбиции босса. Теперь ему, не оправдавшему надежды столицы, грозила не просто опала, а месть по полной программе. Но полномочный представитель президента мог добраться только до Александра Сергеевича Руднева, и.о. губернатора области. Пусть попробует достать Итальянца, если он. Итальянец, снова в авторитете!

В подземном гараже, куда Итальянец спустился уже без сопровождающих, было сухо и чисто. Под потолком еле слышно зудели лампы дневного света.

Машин здесь было собрано предостаточно, но посередине помещения имелось свободное пространство, на котором разместилось несколько человек.

Арам и его люди образовали круг, а в центре его, семеня ногами, приплясывали две голые человеческие фигуры. Иногда они сходились вплотную, сталкивались и снова разлетались в стороны. Их сведённые за спиной руки были вздёрнуты к потолку. Там, перекинутая через трубу горячего отопления, скрежетала стальная цепь, намертво сковавшая обоих. Как только один из пленников умудрялся коснуться ногами цементного пола, стремясь облегчить боль в вывихнутых суставах, второй, зависавший в воздухе, принимался отчаянно извиваться, желая во что бы то ни стало нарушить равновесие. Тот, что потолще, подвывал незнакомым Итальянцу голосом. Его визави тихонько плакал. Это был Боря Губерман, абсолютно непохожий на себя без иронично посверкивающих очков.

– Перетягивание каната проходит с переменным успехом, – доложил Арам не без юмора.

– Что рассказывают интересного? – спросил Итальянец, награждая помощника беглым поцелуем и принимая ответный.

– А что они могут рассказывать, когда их ни о чем не спрашивают? Вас дожидаются, как было ведено. – Арам понизил голос. – У Бори Губермана какой-то листок с расчётами нашли. Итоговая цифра – чуть больше пяти миллионов долларов.

– Особнячками, значит, втихую приторговываешь, – прошипел Итальянец, уставившись на бывшего фаворита.

– Александр Сергеевич! – взмолился тот, раскручиваясь на цепи. – Это недоразумение! Я все объясню!

– Закрой хлебало! – Итальянец отвернулся.

Выставив вперёд ладонь, он терпеливо ждал, пока закончатся осторожные прикосновения лап поочерёдно приближавшихся боевиков. Причастившиеся отходили с глуповато-счастливым видом. Некоторые из них лицезрели Папу впервые, и для них церемония рукопожатий означала очень многое. Итальянец усмехнулся.

– Зубки господину Губерману зачем попортили? – спросил он, присмотревшись к своему генеральному директору. – Сопротивлялся, что ли?

– Не! – отозвался один из боевиков Арама, похожий на жизнерадостного дебила. – Мы с пацанами так думаем, что он, тварюга, цепь пытался перегрызть.

– А!.. Алек!.. Александр Сергеевич!..

Тут Губермана, потерявшего опору под ногами, поволокло в сторону и закрутило-завертело, как новогоднюю игрушку на ёлке. Его товарищ по несчастью временно умолк. Стоя на цыпочках, он лишь шумно переводил дыхание и весь напрягался, не давая вздёрнуть себя снова.

Хищные челюсти наручников вгрызлись в запястья обоих чуть ли не до кости. Вокруг никелированных браслетов лохматилась, содранная до кровавого мяса, кожа. Итальянец с удовольствием полюбовался вывихнутыми плечами Губермана, его сведёнными воедино лопатками и бугрящимися на спине позвонками. Задав ему пинком новую орбиту вращения, он полюбопытствовал:

– Давно эти члены так телепаются?

– Часа четыре, не больше, – ответил Арам. – Пока цепь до нужной длины подгоняли, пока то да се…

– А изобретение чьё? Мне нравится.

– Можно считать, что Губерман сам себе казнь выбрал.

Заслышав свою фамилию, генеральный директор оживился. Зацепившись пальцами ног за невидимые неровности пола, он переместил центр тяжести на себя и, искательно заглядывая Итальянцу в глаза, зачастил:

– Александр Сергеевич… Не надо больше… Я все исправлю, все верну-у-у!..

Тут перевес вновь оказался на стороне напарника, и, дико взвыв, Губерман взмыл вверх с закатившимися глазами. Заподозрив, что он собирается потерять сознание или вообще окочуриться, Итальянец требовательно крикнул:

– Хватит! Снимите эту дохлятину!

– Обоих? – уточнили бойцы.

– Обоих.

Когда пленников поставили перед ним на колени, Итальянец внимательно посмотрел на них. Измождённое лицо Губермана было залито слезами, но все ещё светилось робкой надеждой. Его товарищ по несчастью уже ни на что не надеялся – глаза мёртвые, пустые, губы мелко трясутся. Ухватив его за подбородок, Итальянец резко спросил:

– Как тебя зовут?

– Макс… Максим Мамотин…

– Ты понимаешь, Максим, что твой друг детства тебя подставил? Ты здесь по Бориной наводке.

Пленника, похоже, совсем не волновало, как и почему он очутился в подземном гараже. Он просто очень хотел выбраться отсюда, хотя шансов у него практически не было.

– Я сделаю все, как скажете, – произнёс он замогильным голосом. – Подпишу любые бумаги, сделаю перечисления… Отпустите только… Богом молю…

– Встань! – велел Итальянец.

Мамотин выпрямился, готовый в любой момент снова бухнуться на колени. Сосредоточив мрачное внимание на его съёжившемся хоботке, Итальянец протянул руку в сторону зрителей и потребовал:

– Нож! Острый!

Перехватив его взгляд, Мамотин по-детски прикрылся ладонями и тоненько крикнул:

– Я же сказал, что все подпишу!

– Ну и что теперь? – насмешливо спросил Итальянец, сжимая рукоять тяжёлого тесака, положенного на его ладонь. – Орденом тебя наградить?