– Поздравляю вас, господа, это восстание машин.

Игроки молча смотрели на умника, безуспешно пытаясь переварить услышанное.

– В смысле? – наконец, переспросил вратарь Петя Смирнов. – Hasta la vista, baby, и всё такое?

– В смысле, что эти машины, – Руслан постучал двумя пальцами по сгибу своего локтя, – уже нельзя вывести из организма. Они теперь и есть наш организм. Так что, полагаю, если уж использовать киношную терминологию, нам не в футбол играть надо, а идти на концерт роботов-гитаристов.

В гробовой тишине бывший младший научный сотрудник известного НИИ, нынешний почти успешный учёный Руслан Стержнев подпрыгнул на месте и голосом робота Вертера, потешно качая головой, повторил:

– Ги-та-рис-тов. Ги-та-рис-тов, – запрокинул голову и добил всех контрольным:

– Ха. Ха. Ха. Ха.

Это была истерика. Но никто не смеялся. И вообще, единственным ответом ему послужил короткий монолог капитана команды, в котором он в недвусмысленной форме предлагал всем присутствующим воспользоваться своим половым органом, в основном орально, но и другими способами тоже, с обязательным привлечением к процессу Стержнева, его мамы, его микроскопа и его пробирок. Котов бегал по раздевалке, выдавая очередную порцию ругательств, а остальные по-прежнему безмолвно привыкали к мысли, что, кажется, больше не являются людьми. Вдруг разом всем стало не до игры. Какой футбол, если все мысли об одном: а что же дальше?

А дальше было следующее. Сначала они заболели. Все как один. Слегли с изматывающим вирусом, наполненным бредовыми снами, жаром и болью. Сулковский рвал и метал, звонил по сто раз в день и, скрежеща зубами, угрожал всеми мыслимыми карами, смертями и даже казнями египетскими. Один раз плакал в телефонную трубку и, пьяно икая, жаловался на несправедливость судьбы. Чем он, Артём Сулковский, хуже того же Абрамовича? Почему проклятому губернатору Чукотки – всё, а ему, скромному отечественному олигарху – ничего?

Стержнев поселился с основным составом на базе и объявил карантин. Больной, едва передвигаясь от стенки к стенке, он пытался ухаживать за одиннадцатью сильными мужиками, которые в своей болезни немедленно превратились в вечно ноющих, капризных детей.

Шли дни, а лучше не становилось никому, когда же из глаз Лёшки Котова потекли кровавые слёзы, Руслан заперся в собственной ванной, достал из блестящей коробочки стерильный скальпель и, жалобно всхлипнув, резанул по собственному запястью. Раз, ещё один и ещё. Умирать в неполных двадцать девять лет совсем-совсем не хотелось. Но был ли у него выбор? Что делать, если глаза выжигает стыд, а спать мешает понимание того, что ты, кажется, убил одиннадцать человек и себя в том числе?

Кровь хлынула ленивым, исчерна-красным потоком, Руслан смежил веки и приготовился ждать окончания жизни. Говорят, когда кровь покидает тело таким образом, сначала начинают немного болеть руки, а затем просто приходит сон, после которого ты уже не проснёшься. Но боль, как и сон, не торопились приходить. Минуты капали тяжёлыми каплями на пол, дыхание хрипло вырывалось из часто вздымающейся груди… По-прежнему было стыдно, а смерть всё не появлялась и не появлялась, не скрипнула входной дверью, не дохнула холодом с порога ванной, она даже на горизонте не возникла пугающе-серой тенью с косой. Прождав бесполезно с полчаса, Стержнев распахнул глаза. И первым, на что он посмотрел, были собственные руки, почему-то перемазанные в синюю, как небо, краску.

Молодой ученый рванул к раковине и, включив воду, принялся судорожно смывать с себя свою посиневшую кровь, понимая, что на коже не осталось ни ранения, нанесённого скальпелем, ни даже следа от шрама.

– Смирнов точно скажет, что я терминатор, – прошептал он и, поймав в зеркале свой испуганный, слегка обалдевший взгляд, рассмеялся.

Изначально, работая над проблемой Сулковского, Руслан стремился к одному: создать миниатюрную скорую помощь, робота быстрого реагирования, который будет летать по кровеносной системе и латать появившиеся дыры, возможно, предотвращать появление новых, очищать кровь, уничтожать следы медикаментозного вмешательства.

То, что сейчас жило какой-то своей самостоятельной жизнью в венах Стержнева и ещё одиннадцати человек, не было тем, что создал бывший эмэнэс. Это было что-то новое, в разы мощнее и самостоятельнее. Да, самостоятельнее. Этим роботам не нужно было отдавать приказаний и направлять на уборку или укрепление, они сами знали, что им надо делать, где и когда.

В качестве первого эксперимента Руслан ввёл себе клещевой боррелиоз. Невидимые борцы за Стержневское здоровье расправились с ним ещё на стадии инкубационного периода. С энцефалитом они расправились за сутки. Грипп, педикулез, сифилис, коклюш, менингит, ветряная оспа, ангина, герпес, ботулизм, гонорея – всё отскакивало от Стержнева, как твёрдый резиновый шарик от асфальта.

– СПИД, – пробормотал почти свихнувшийся от невозможности понять и осознать происходящее учёный. – Мне срочно нужен образец ВИЧ!

В голове зазвучали фанфары и трубы, а богатое воображение немедленно предоставило страничку из Википедии – почему именно из Википедии? – «Руслан Стержнев – человек, нашедший лекарство от СПИДа».

Мечте о славе и всемирном признании суждено было прожить ровно девять дней. Именно столько понадобилось для того, чтобы вывести новый образец нанороботов, которые исправно выполняли свои изначальные функции и ни в какую не соглашались становиться универсальным лекарством.

– Да что за нафиг! – возмущался Стержнев, раз за разом проводя опыт с образцами.

Он почти не спал, из еды в его желудке бывал только омерзительный растворимый кофе да шоколадные батончики из автомата в коридоре, но не мог понять, когда, а главное, что он сделал. Из-за чего обычные уборщики отходов превратились в гениальных и всемогущих врачей? Когда всё пошло не так?

От странного вируса все одиннадцать игроков избавились через сутки после того, как несостоявшийся изобретатель универсального лекарства пытался покончить жизнь самоубийством. Каждый из них обладал ускоренной регенерацией и полной нечувствительностью к любому из известных вирусов. Тогда Стержнев ещё только подозревал, что неизвестные вирусы им также не страшны, много позже он убедился, что так оно и есть.

В тот день, обводя взглядом одиннадцать изумлённых лиц, Руслан понял, что их жизнь изменилась навсегда. Понял и испугался так, как не боялся никогда за все свои прожитые двадцать девять лет.

– Чего он испугался? – пробормотала я, не замечая, что говорю вслух.

– А ты как думаешь? – Сергей, кажется, без труда отгадал, какой именно момент в книге вызвал моё оправданное недоумение. – Ты бы не испугалась на его месте?

И, не дав мне возможности задуматься, сам же начал отвечать на свой вопрос:

– Подумай сама. В один прекрасный день ты узнаёшь о том, что внутри тебя есть лекарство от всех болезней, фактически делающее тебя бессмертной… О чём это я? Тебе и представлять ничего не надо. Всё так и есть, – он подмигнул мне и указал глазами на книгу. – Ты можешь мне не верить, но всё, что там написано – чистая правда, имеющая к нам с тобой самое прямое отношение.